Сердце огненного острова

– Молодчина! Молодчина! – Флортье захлопала в ладоши, потом нагнулась и почесала собаку за ухом. Такса в блаженстве закрыла глаза, положила голову на передние лапы, но тут же, повизгивая, ткнула носом палку. – Тебе все еще мало? – засмеялась Флортье и подняла палку. Дикси стремительно вскочила, напрягая каждый мускул своего упругого тела, и рванулась вперед. Но Флортье замахнулась раз, другой, третий, дразня собаку. Потом бросила палку, и Дикси помчалась за ней с радостным лаем.

Джеймс ван Хассел стоял в дверях, выходящих на веранду, опираясь локтем о косяк, и задумчиво тер подбородок. В большой бамбуковой клетке чистил свои перья пестрый попугай, с любопытством поглядывая по сторонам. В другой клетке белый какаду склонил голову набок, поднял кверху свой желтый хохолок и пронзительно закричал.

По каменному полу зашлепали босые ноги и остановились возле Джеймса. Он повернулся.

– Что скажешь, мама?

Марлис ван Хассел поглядела в сад; она гордилась своими трудами, прежде всего, невысокими розовыми кустами, посаженными вокруг веранды – ярко-красными, молочно-белыми и бледно-желтыми. Она ухаживала за ними сама, не доверяя садовнику.

На фоне величественных деревьев расамала со стройными серыми стволами и светлыми лиственными кронами (их пощадили при постройке дома) цвели белоснежные, розовые и огненные рододендроны. Бугенвиллии выпустили пышные фонтаны малиновых, аметистовых и сиреневых соцветий. Утренний ветерок шевелил крупные, с тарелку, цветки гибискуса – белые, бордовые, оранжевые. В живописном беспорядке росли кусты олеандра, стояли кадки с голубыми, нежно-розовыми, желтыми и ярко-красными орхидеями и лилиями. Белые, желтые и розовые плюмерии обрамляли скамью в дальнем уголке сада.

Госпожа ван Хассел бросила взгляд на сына и тут же перевела его на Флортье Дреессен, босую, хохочущую, с горящими щеками. Волосы Флортье, небрежно завязанные на затылке, рассыпались кольцами по бело-голубому платью.

– Просто она еще совсем юная, – наконец тихо проговорила Марлис ван Хассел и поправила края своей белой кебайи. – Почти ребенок.

– Ей девятнадцать, мама, – возразил Джеймс. – Ты была ненамного старше, когда вышла замуж за отца.

Ее губы, более полные, чем у сына, – тот внешне и по характеру был вылитый отец, настоящий ван Хассел, – раздвинулись в легкой, грустноватой улыбке, а темно-серые глаза задумчиво устремились в даль.

– Но тогда я была достаточно зрелая для своего возраста. И я была не только приучена вести большое хозяйство с прислугой, но и провела почти всю свою жизнь здесь, на Яве. А она даже не говорит по-малайски.

Джеймс убрал локоть с дверного косяка, расставил ноги и, скрестив на груди руки, посмотрел на мать.

– Ты можешь научить ее всему, что ей понадобится в будущем. Согласись, что ты сделаешь это с удовольствием.

На ее плоском, загорелом лице промелькнула тень усмешки. Она наблюдала за Флортье, отнимавшей у Дикси палку. Тонкая ткань облегала ладную фигурку девушки.

– Больно уж она нежная, – прошептала госпожа ван Хассел. – Я не представляю себе, как она выдержит здешнюю жизнь.

– Ты ее явно недооцениваешь, мама. Я уверен, что она выносливее, чем выглядит. – Джеймс схватился за дверной короб, словно проверяя его на прочность. – Я могу построить для нее новый дом, большой и более красивый. Пожалуй, вон там. – Он показал на конец лужайки и вопросительно взглянул на мать. – Денег для этого у нас хватит.

Марлис ван Хассел тронуло, что ее сын лелеял такие планы и всерьез думал о том, чтобы построить гнездо для собственной семьи. Но она все-таки покачала головой.

– Все вы, мужчины, одинаковые, – тихо засмеялась она. Потом замолчала, и тень пробежала по ее лицу, на котором не только радость, но и горе, оставили глубокие морщины. – Ты вот не думаешь о том, что будет, когда придет время рожать. До ближайшего врача тут много миль.

На Яве она родила пятерых детей, и троих похоронила. А когда рожала последнего ребенка, дочку Дейси, которая сейчас гостила у родственников в Нидерландах, это едва не стоило ей жизни. Она почувствовала на своем плече руку Джеймса и, не оборачиваясь, накрыла ее своей ладонью.

– Конечно, – задумчиво продолжала она, – мы можем заблаговременно снять дом в Бейтензорге и жить там до родов. Я буду там с ней, а ты останешься тут и будешь заниматься хозяйством.

– Ты согласна заботиться о ней? – негромко воскликнул Джеймс и, когда она кивнула, ласково сжал ее плечо. – Мне это очень дорого, спасибо! – Она улыбнулась и ласково похлопала его по пальцам. – Так все же она тебе нравится? – тихо спросил он после недолгого молчания, и она услышала в его голосе робкую надежду.