Войско брело по холмогорью до конца ночи, а когда наступило утро, устроило в долине короткий привал. Всего половина дня — и фрейле отдал приказ снова двигаться вперед, словно чтобы наказать воинов за вынужденную передышку в деревне, словно чтобы догнать время, которого у Цветения оставалось все меньше, хоть пустыня этого пока и не чувствовала сама и не давала почувствовать им.
Еще одна луна. Еще только раз Шеле сменит Ширу на своем небесном пути, и Цветение кончится, уступив место Холодам.
— К ночи или к утру с гор сползет туманный прилив, — сказал фрейле близким, и близкие разнесли эту весть по всему войску. — Эту ночь мы проведем в пути, отдохнем завтра.
Никто не задавал вопросов. Даже то робкое недовольство, которое сопровождало иногда, казалось, самые нелогичные решения, всегда выражалось шепотом, вполголоса, и редко вслух. Фрейле сказал, что скоро похолодает — и люди верили. Фрейле отдал приказ двигаться — и люди шли.
И Шербера верила и шла, опираясь на край повозки, глядя прямо перед собой, в затылки воинов, жен и подруг, не задавая вопросов и не жалуясь.
Войско двигалось по долине стремительно.
Мысли ее летели еще быстрее, догоняли идущих впереди воинов, заглядывали в лицо тому, кому она сказала о своих чувствах, открыто и не таясь, и от которого услышала только:
— Нам пора возвращаться, женщина. Иди. Я следом.
И она опустила глаза и покорилась.
Казалось, Шербера забыла в той яме на краю холмогорья свою гордость, но лучше бы забыла и глаза, потому что видеть лицо Прэйира было почти свыше ее сил.
Все время, пока они рассказывали Тэррику о находке, она пыталась не глядеть в сторону Прэйира. Фрейле это заметил: уж слишком внимательно он вглядывался в ее лицо, когда говорил о том, что вестник, которого они нашли, должен был предупредить какой-то из городов о нападении.
Должен был, но не успел, сраженный лихорадкой.
— Я решу, что делать с мечом, когда мы доберемся до города, — сказал ей Тэррик. — Нам пора трогаться. Уже завтра ты должна связаться с Прэйиром, но сегодня нам нужно выбраться из долины. Идет туман. Возвращайся к акраяр, Чербер, и приготовь сухую одежду.
И она снова покорилась.
Тянущая боль в груди уже завтра станет тише, сказала себе Шербера, делая шаг за шагом по высушенной ярким солнцем долине. Она — акрай, она живуча, как пустынная кошка, и не в ее привычках долго страдать даже от самых жестоких ран.
И сейчас она себе не изменит.
Река, вильнув на прощание, убежала от них прочь, и фрейле снова напомнил беречь воду. К вечеру сбылось и второе его предсказание, и с гор, незыблемой стеной стоящих справа от пути, по которому двигалось войско, сполз холодный туман. Густой, горький, как прокисшее молоко, он накрыл разгоряченных людей плотным мокрым одеялом, и Шербера дрожала и куталась в свою промокшую насквозь рубицу, и кляла холод наравне с остальными.
Идти ночью казалось безумием, но фрейле приказал — и люди, стуча зубами и покрываясь холодным потом лихорадки, снова шли. И только утром, когда на пустыню снова хлынул с небес палящий зной, Тэррик приказал остановиться.
Высушить одежду.
Наведаться к целителям за крепким отваром от простуды, чтобы набраться сил для последнего перед городом долгого перехода.
Шербера помогала целителям, разливая дымящийся отвар и собирая пустые чаши из рук тех, кто допил. Она была крепка телом и тверда духом, как и остальные акраяр, выполняющие свой долг, но даже ей стало совсем невмоготу к полудню, когда от солнечных лучей, отвесно падающих с неба всей своей опаляющей мощью, начали дымиться даже камни.
Шербера рухнула на шухир в общей палатке акраяр и уснула так крепко, что проснулась только тогда, когда Волета затрясла ее за плечо.
— Темволд! Темволд!
В вечернем сумраке длинные тени предателей казались еще длиннее, и войско Тэррика обнажило мечи и зубы, готовое принять сражение, которого так долго ждало и которое должно было доказать, что победа в этой войне на самом деле принадлежит им.
Но за сотню шагов до них враг вдруг замедлил ход.
Развернулся.
Быстро двинулся прочь, обратно к гряде, из-за которой выполз нестройным рядом, как видно, решив захватить побережников врасплох, но не рассчитав свои силы.
Никто не побежал за ними. Воины улюлюкали, посылали проклятья, сыпали оскорблениями, но ни один не поднял оружие и не бросился вдогонку.
— Он были одни, без подмоги, — сказал воин, которого она перевязывала. Шербера пришла в палатку целителей, помочь Олдину, раз уж сон не шел к ней. — Без зеленокожих они слабы и трусливы, они отвыкли надеяться на себя и теперь сдохнут посреди пустыни, наказанные за собственное предательство и трусость.
— Не стоит недооценивать темволд, — сказал Олдин, опускаясь рядом с Шерберой с бальзамом и повязкой в руках. Лекарка тут же поставила рядом с ним чашу с отваром для промывания ран. Пахло чем-то едким. — Они не глупы, раз не полезли в драку с войском, которое в десять раз превосходит их по численности. Это не делает их трусами.