Сердце предводителя демонов

Какой любящий мужчина позволит себе хотя бы на минуту вынудить свою женщину решать подобную ужасную дилемму?

Нет, это точно не в стиле Хортона.

Пожиратель тряхнул головой и бросил портативный портал. Сразу. В темницу Гейгерры. Только пожиратель мог пройти туда, благодаря крови Энберских. И сами эндеры при помощи своих особенных сил.

На оценку обстановки Хортону хватило нескольких минут.

Вздутые барханы сухой почвы, словно гротескные застывшие скульптуры. То напоминающие павших воинов, а то — каких-то диковинных животных. Полульвов-полумедведей. Лис, с хвостами лошадей. Кусты очень странной формы.

Вон там, вдалеке пылающее здание. Видимо, при тряске что-то взорвалось. Может сама Гейгерра нахимичила, а может что-то из системы отопления, приготовления пищи не выдержало напор ненастья. Кто знает.

И там, в окружении пламени мечутся эмоции ведьмы.

Хортон отлично чувствовал их. Ужас перед лицом последнего мига, когда все — тебя не станет. Эту эмоцию пожиратель ни с чем не спутал бы. И отчаянное желание жить. Инстинктивное, истошное, правильное и естественное. И оттого еще более безумное.

Что ж… Если она и погибнет, то однозначно не потому, что Хортон спасовал и трусливо не пришел на помощь. Пожиратель бросил еще один портал и… задохнулся, захлебнулся огненным маревом. В легкие словно залили лаву. В голове будто засели ошалелые барабанщики.

Глаза жгло, кожу тоже.

Но Хортону было не в первой попадать в такой ад в междумирье.

Можно сказать — привычно.

Он постарался отключить собственные эмоции, ощущения и двинулся на зов чувств Гейгерры.

Сквозь черные простыни дыма, что рвались от напора Хортона, нехотя пропуская его через свое удушливое нутро. Сквозь клубы копоти, которая ложилась на плечи и жалила все свободные от одежды участки тела.

Сквозь жар, который словно заполонил все вокруг. Накрыл волной и затопил все пространство.

Стоило увидеть Гейгерру, как Хортон сразу понял, почему она сама не выбралась.

Ведьму знахарку придавило куском потолка. Зрелище напоминало уродливую черепаху с половиной тела женщины…

Пожиратель сбросил глыбу, подхватил обожженую знахарку и рванул порталом наружу.

Пепел. Огонь. Фонтаны искр. Крик Гейгерры, который застыл в ушах. Резанул по барабанным перепонкам неприятным ультразвуком в конце последнего слова.

«Хортон, быстрее!»

Пожиратель закашлялся, упал на землю и положил рядом Гейгерру…

Ведьма быстро перевернулась на живот, тяжело приподнялась и вскинула на него удивленный взгляд.

— Я думала вы мне не поможете… — выдохнула хрипло и закашлялась.

Пожиратель отмахнулся. Каждый судит по себе. А рассуждать о правильном и неправильным с ней у Хортона не было ни сил, ни желания.

Не тот случай и совсем не та аудитория… Люди говорят «бисер перед свиньями»…

Поэтому он только спросил:

— Сможешь исцелиться?

— Не надейтесь от меня избавиться! — прошипела она. — У меня все есть, в запасной землянке.

— Отлично! Мне сейчас не до тебя!

Хортон бросил портал и ушел, не прощаясь.

Глава 9

Мадлена

Витя ждал меня в уютном кафе, нашем любимом, еще с тех времен, когда сынишка был еще совсем маленьким. Оно называлось «Сказка жизни».

Витя приехал по первому же смс, которое я отправила по дороге из Дергошта на Землю.

Бежать от трудных разговоров было совсем не в духе нашей семьи. Я не так воспитала своих сыновей.

В «Сказке жизни» подавали чудесную картошку фри и сендвичи с нежной, сочной индейкой. А еще невероятно пикантный, изысканный, тающий на языке соус из авокадо.

Мы встречались тут с Витей, когда он уже жил в студенческом городке, учился и работал в одной из крупных газет.

Здесь же он сообщил, что встретил ту самую… Когда писал о катастрофе, в которой погибли родители Элеоноры. А потом здесь же, они вместе рассказали, что женятся…

Это кафе еще помнит наши объятия, когда я прижимала сына, непривычная к такой долгой разлуке. Старалась пропитаться его теплом, его близостью, чтобы меньше тосковать в пустом доме.

Борис и Слава, мои дети от первого мужа, уже нянчили собственных ребятишек. Оставляли мне их на какое-то время. Но ненадолго. Не могли долго оставаться вдали от своих драгоценных чад.

Витя был моим последним ребенком. Младшим. Последним младенцем, которого я баюкала по ночам. Последним малышом, которого я водила за ручку через дорогу.

Последним карапузом, которому я дула на разбитые коленки.

Не считая моих обожаемых внуков, конечно же! Всех троих сорванцов. Не знаю почему, но у моих ребят рождались только мальчишки.

Вероятно, поэтому Витю я баловала дольше всех.

Он дольше всех жил со мной, в моем доме. И когда съехал, я очень долго не могла привыкнуть к тому, что, спускаясь к завтраку не слышу его традиционное: «Доброе утро, мамульчик!»

А вечером, когда возвращаюсь с работы, меня не встречают со словами «Мамульчик, иди пить чай!»

Я очень долго отвыкала от присутствия Вити в своей жизни. Наверное, слишком.

Поэтому сейчас все было еще настолько острым, болезненным, чувствительным.

Сын пошел в отца. Высокий, крепкий, с волнистыми светлыми волосами, квадратной челюстью и серыми глазами. Красивый. Футболка и джинсы не скрывают крепкое тело.