Сердце призрака

Он по-собачьи улыбнулся, и я достала из шкафа оловянную банку, полную домашних пакетиков чая, который мы на днях намешали с бабушкой. Включив мамин радиоприёмник и покачивая головой в ритм музыке, я налила в чайник воды.

Есть что-то неуловимо успокаивающее в кухонных ритуалах, и впервые я начала понимать любовь бабушки к готовке. Конечно, кипячение воды едва ли можно засчитать за стряпню, но сама идея мне стала ближе. В каком-то смысле приготовление еды напоминает бег: у тебя есть задача и, зная необходимые для её выполнения шаги, ты растворяешься в процессе достижения цели.

За этими размышлениями вскипела вода, и от залитого кипятком пакетика по кухне поплыл землистый аромат с цитрусовыми нотками. Я прислонилась к раковине и смотрела в окно на стихающий дождь.

Вдруг лампа мигнула, затем ещё раз. И ещё. Я застыла, молясь, чтобы электричество опять не отключили. Билли у моих ног заскулил.

– Всё хорошо. Бабушка Джейн и Ред в доме через дорогу, – громко сказала я, наверное, больше для себя, чем для Билли.

Наклонившись, я погладила пса по голове, и в этот миг льющуюся из динамика музыку прервал треск помех, да такой громкий, что Билли отскочил и завыл, а я невольно зажала уши. На кухне вдруг стало темно и холодно. Лампа снова три раза моргнула и погасла.

– Билли? К ноге!

Я пошарила по столу в надежде нащупать фонарик. Пёс не переставал скулить, но я не могла сообразить, с какой стороны доносится звук.

– Билли?

Резко включился свет, и помехи оборвались, сменившись битловской песней «Пусть будет так»[9]. Папа её обожал. Меня будто парализовало: после его смерти я ни разу её не слушала – знакомые аккорды как ножом вскрыли грудь и рассекли сердце надвое. У меня перехватило дыхание, из глаз градом полились слёзы.

Билли вновь завыл, низко и отчаянно, как если бы ему было больно. Вой вывел меня из ступора, и я вырубила радио, но в спешке задела кружку, и на руки плеснуло кипятком.

– Блин!

Продолжая плакать, я бросила кружку с ложкой и пакетик с чаем в раковину и повернула кран. Журчание воды заглушило всхлипы. Билли прижался ко мне и наконец затих, пока я старалась успокоиться, держась для надёжности за край стола. Я заметила своё отражение в окне и на секунду будто смотрела на папу. Мне с детства твердили, что я его копия.

Господи, что угодно бы отдала, лишь бы на самом деле увидеть отца в окне, чтобы он улыбнулся мне и заверил: всё будет хорошо…

Радио включилось, из динамика на полной громкости снова полилась «Пусть будет так». Лампа замигала в такт мелодии. Билли пулей вылетел из кухни, но я не последовала за ним.

Я знала, в чём тут дело, и крикнула:

– Покажись!

Свет продолжал мигать, музыка не стихала.

– Покажись! – повторяла я. – Покажись мне!

И словно в ответ радио умолкло. Теперь лампа светила ровно. Окно запотело, как бывает, когда принимаешь горячий душ. Сердце выскакивало из груди, но я старалась сохранять спокойствие, даже когда затылок обдало холодом.

– Кто ты? – спросила я, не обращая внимания на дрожь в голосе.

Из испарины на стекле проступило лицо. Но не моё. А папы. Карие глаза, веснушки, морщинистый лоб. И его улыбка.

– Папа?

В горле встал ком.

Я протянула к отцу руку, но за секунду до того, как пальцы коснулись стекла, он приоткрыл рот.

– Куинн…

– Папа!

Я метнулась к окну, но стоило мне до него дотронуться, и испарина бесследно исчезла.

– Папа? – Я прижала ладони к стеклу. – Нет… не уходи! Пап!

Но теперь на меня смотрело лишь моё отражение. Рот скривился, по щекам катились слёзы. Я не могла смириться – мне нужно увидеть папу!

Не давая себе времени подумать, я схватила ключи, выскочила из дома, добежала по лужам до крыльца Майка и вдавила кнопку звонка. И не отпускала, пока он не открыл.

– Паркер? Что такое? – Друг втянул меня в прихожую и мягко взял за плечи. – Тихо… Сделай глубокий вдох. Что случилось?

Лишь тогда я осознала, что меня всю колотит.

– Я… я… – попыталась выдавить я.

– Пойдём. Присядь.

Но я оттолкнула Майка. Какое тут сидеть – я едва могла устоять на месте.

Друг поймал мой взгляд.

– Что случилось?

«Он мне поверит, – решила я, глядя ему в глаза. – Должен…»

И у меня вырвалось:

– Я… я видела папу!

Не представляю, какой реакции я ожидала, но точно не долгой гнетущей тишины, и едва не подпрыгнула, когда Майк наконец заговорил.

– В каком смысле?

Я так сцепила руки, что костяшки пальцев побелели.

– Его лицо появилось в окне на кухне. Я заваривала чай и…

Майк замотал головой, обрывая меня.

– Куинн…

– С каких пор ты зовёшь меня Куинн? – перебила я. Мне вдруг стало невыносимо жарко.

– Паркер. – Он вздохнул. – Паркер, послушай…

– Ты мне не веришь!

Я попятилась. Он попытался поймать меня за руку, но я увернулась.

– Это был не он. – В тоне Майка было столько грусти и сожаления… вероятно, ему стоило огромных душевных сил произнести эти слова. – Ты видела своё отражение.

– Нет!

– Ты повторяешь, что очень на него похожа, Паркер.

– Ты не знаешь, о чём говоришь!

– День был долгий и тяжёлый. Ты устала и…

– Мне ничего не привиделось! Это был он! Майк, клянусь!