Боль больше не расползалась. Мари медленно приоткрыла со всей силы защуренные глаза: пламени больше не было. Солдат тоже — их раскидало по полу, и они сами были покрыты кто ожогами, кто льдом. Мимо проходящие люди старались отойти подальше и с опаской косились на Мари. У нее, тем временем, начал проходить шок, вернулась боль от ожогов. Амулет больше не холодил ногу, отвлекая, и все, что она сейчас чувствовала — боль в шее и в сжатых кулаках. Ногти пронзили ладони, а пальцы, казалось, сейчас переломятся. В правой руке началась судорога.
Мари собрала себя в руки, понимая, что сейчас начнут подниматься и солдаты. Она, не оглядываясь, побежала к ближайшей точке телепортации, которую помнила. Руки то и дело тянулись к ожогам, Мари хотелось поотрывать начинающие вздуваться волдыри, порасчесывать их, как укусы насекомых, но она каждый раз себя останавливала. Эгоизм взял верх, выбив из головы мысли о всеобщем благе, и сейчас вперед ее вела только надежда на то, что у Генри окажется что-то, что успокоит кожу.
Впереди уже удавалось разглядеть светло-фиолетовые отблески сгустка энергии, когда Мари на ходу приготовилась: вытянула вперед руку и в подробностях вспомнила ту деревушку, где ее ждал Генри. А потом поняла, что на пальце не хватало кольца — Мари так и не успела закупить артефактов.
Руки в очередной раз потянулись к шее, и Мари снова отдернула себя, отвлекшись на телепортацию. Все было так близко, она почти была уверена, что все как-то получится и без кольца: вот она протягивает палец, уже видит перед собой кучи снега, почти чувствует, как на ее щеку падает снежинка… Когда ее руку неожиданно хватают за запястье и отдергивают.
Мари с трудом разлепила глаза и увидела перед собой Акану.
У женщины было совсем обезумившее лицо. Впрочем, совсем как тогда, когда она подловила их с Генри на приеме. Брови высоко подняты, глаза широко открыты. Правое веко и щека то и дело подрагивали, почти как у нервного офицера. У нее безумно тряслись руки, но, несмотря на это, Акана все равно тянула их четко к горлу Мари. Та зашипела от боли, когда почувствовала прикосновение к волдырям. Акана душила Мари, смыкая руки, и шепча:
— Ты больше меня не потревожишь, — она безумно хихикнула. — Нет, больше ты не будешь приходить сюда за мной, нет. Нашлась тут, думала в королевы пропихнуться? — снова проскочил смешок. — И пострашнее ломали.
Мари уже почти расслабилась, принимая свою судьбу, и смиряясь, когда вспомнила об амулете. Он больше не излучает прохладу. Даже его они уничтожили. В ее голову пришло понимание, что эти солдаты были подкуплены Аканой.
Внутри забурлила дикая обида. Не за себя, не за то, что ее сейчас душат прямо по свежим ожогам, нет. За то, что у нее забрали все. Мари протянула руку, чего обезумевшая женщина даже не заметила, и достала кинжал. Она попыталась как можно глубже вздохнуть, но чужие руки уже слишком сильно сдавливали ее горло.
Кинжал с размаху вошел в живот Аканы. По руке Мари потекла теплая кровь. Тело сползло на землю. На светлой каменной плитке собиралась огромная лужа крови, а вокруг появлялось все больше охочих до сплетен зевак. Мари стянула с пальца Аканы кольцо-артефакт. Протянула свою, теперь уже трясущуюся и окровавленную, руку к маленькой молнии, и как можно быстрее телепортировалась на Север.
Мари снова оказалась по колено в снегу, и снова в одной летней рубахе. Первым делом она принялась набирать жмени снега. Прижала их к шее и двинулась в сторону, где, как она думала, находился поселок. От боли темнело в глазах, кружилась голова, Мари то и дело уносило в сторону. Несколько раз она падала в сугробы, и только сила воли и дикое нежелание умирать заставляли ее подниматься и идти дальше. Чем дальше шла Мари, тем невыносимее болела шея, а, ко всему прочему, пришло и осознание того, что она убила человека.
Но больше всего Мари пугало то, что от этого убийства ей стало легче. Никакой жалости, сожаления или чувства вины.
В очередной раз потеряв равновесие и зашатавшись, Мари подумала, что ей не следует идти дальше. Не было сил терпеть эту боль и двигаться, не было никакой цели, и, наконец, у нее отняли всё. Даже чертовый амулет!
Мари вернула себя в вертикальное положение, перестала шататься, и ее явно уставший мозг решил, что остановиться посреди леса, стоя почти по пояс в снегу, и просто стоять — будет хорошей идеей.
Усиливался снегопад. Снежинки падали на Мари, собираясь в кучки на голове, плечах и ресницах. Нигде не слышалось ни уханья сов, ни завывания волков, никаких признаков жизни: все животные знали, что грядет буря. А Мари перестала чувствовать что-либо вообще. Ни холода, ни боли от ожогов, ни страха. Она вспомнила, как северяне говорили, что такое состояние приходит перед смертью. Уже хотела закрыть глаза и приготовиться к концу, как представила, что будет дальше.