Сердце пустыни (СИ)

Еще недалеко отъехав, Мари уже жалела об этом решении. Ее раздражало, что Генри гораздо легче переносил холод, когда она уже чуть не свалилась с лошади от того, что у руки онемели и ее начало трясти. Мари нравился северный народ, их традиции и отношение к жизни, даже здешняя природа. Но Мари не оставляло чувство, будто ее организм отвергает Север, а Север отвергает ее. Настолько не в своей тарелке она не чувствовала себя еще никогда.

В очередной раз чуть не свалившись с лошади, потому что не чувствовала своих конечностей, Мари не выдержала. Она спрыгнула на землю и, покопавшись у себя в рюкзаке, достала тот же артефакт в виде свечи, что использовала в пещере. Генри, догнав напарницу, тоже остановился.

— Что случилось?

Мари просто кивнула и продолжила ходить из стороны в сторону, что-то высматривая.

— Что ты делаешь?

— Ветки.

Генри совсем опешил. Все ветви здесь были или во льду, или до ужаса промерзшие. Мари тем временем продолжала обламывать маленькие тонкие ветки с деревьев. Генри спешился и подошел к ней.

— Ты настолько замерзла?

Мари молча кивнула.

— Давай тогда сначала подожжем бумагу, а потом уже попробуем добавить туда хворост.

Мари даже не задумываясь, откуда у Генри бумага, снова кивнула. Однако когда он достал ту книгу о растениях на северном языке и начал вырывать листы, Мари подскочила и попыталась ее забрать. Генри поднял книгу вверх, чтобы она не могла дотянуться.

— Ты что делаешь? — возмущение так и бурлило в Мари. Такого кощунства от напарника она не ожидала.

— Не даю тебе замерзнуть насмерть?

— Можно было попробовать просто отогреть ветки! Или я могла просто погреть руки над артефактом,

Генри вытягивал у нее из рук те листы, что Мари успела забрать.

— Прекрати! — не унималась она.

— Послушай. Это, — он указал на книгу, — всего лишь бумага, неодушевлённый предмет. Которую я, к тому же, уже прочел. А ты — живой человек, у которого уже губы синего цвета.

Генри поджег вырванные листы артефактом, выхваченным у Мари, и уложил их сверху на ветки. Мари не удержалась, и протянула руки к приятно потрескивающему огню.

— Почему ты так сильно мерзнешь? Тут, кончено, холодно. Но ты выглядишь почти так же, как когда мы спустились с горы в летней одежде.

— Не знаю, — Мари пожала плечами, — я прожила на Юге всего несколько лет, и я не думаю, что это настолько могло на мне сказаться. Да и где угодно на Западе я чувствую себя отлично.

Она хотела добавить, что осталось уничтожить всего один артефакт, и она, наконец, сможет вернуться.

Осознание того, что возвращаться ей некуда, свалилось как гром среди ясного неба. Внезапно и холод стал каким-то теплым, и вообще не проблемой. Найти для себя деньги она найдет, но что ей делать? После все того, что произошло, просто раз за разом исполнять чужие поручения казалось бесполезной тратой времени. Она вздохнула и, потянувшись, размяла плечи.

Все равно, если они не уничтожат артефакт или если те люди найдут их — а они найдут, — спокойствия ни Мари, ни Генри не видать. Она присела рядом с костром, а Генри достал из своей сумки, прикрепленной к седлу, две металлических чаши, насыпал в них смесь сухих трав, перед этим растерев их между пальцами, засыпал снегом и поставил на огонь.

Он опустился рядом с Мари, и вскоре они уже оба неотрывно смотрели в пламя. Мари привиделось лицо старика, которого они встретили в андагарской библиотеке. Она поежилась уже не от порывов холода. На какой-то миг показалось, что Андагара будет преследовать ее всю жизнь. Мари не смогла и не захотела бы отпустить все, что произошло за последние дни. Не выдержав, Мари придвинулась к Генри и с опаской облокотилась на него. Тот в ответ приобнял ее рукой.

— Только не засыпай, так еще сильнее замерзнешь.

Немного отогревшись рядом с огнем и человеческим теплом, Мари поняла, что если прямо сейчас не встанет, то вообще никогда не заставит себя подняться. Поэтому, огромным усилием воли, заставила себя оторваться от Генри и вернуться в ледяную реальность. Она очень волновалась о том, чтобы лошади не замерзли, но, как и говорил Генри, животным было не привыкать.

Ехать дальше стало гораздо легче. Вот только всплыли все последствия недавнего переохлаждения: от насморка до режущей боли в горле. Когда впереди показались очертания поселения, Мари уже не могла нормально говорить из-за боли, и единственное, о чем она могла думать, это о сне. Чтоб ничего не чувствовать.

Тем не менее, цель поездки сама себя не решит. Или, как с грустью сама себе сказала Мари — артефакт сам себя не уничтожит. Мари слезла с лошади. У нее закружилась голова и одновременно начало стрелять в уши. Она со всей силы сжала кулаки, впившись в ладони ногтями.

Эта деревушка была побольше предыдущей, но все еще оставалась поселком, пусть местные и гордо величали ее городом. Мари уже начала сомневаться, есть ли на Севере большие селения. Все здания и улицы смазывались перед глазами, поэтому она просто шла за Генри, все сильнее и сильнее сжимая кулаки. Даже не заметила, как зашла внутрь помещения.