Сердце серебристого оленя

Стоящая на пороге Инга начинает тараторить о качестве воды в их душевой и о жесткости матраса, на котором ей придется спать целых три дня. Жестом пригласив ее войти, я возвращаюсь к сумке, попутно думая о разговоре с мамой.

– Твоя кровать кажется гораздо удобнее, – говорит Инга, развалившись в позе звезды. – Махнемся номерами?

– Ну уж нет, – качаю я головой.

– У тебя больная спина, Лука.

– И что?

– А то, что тебе нельзя спать на таком мягком матрасе. Ты же не хочешь завтра проснуться с болями в шее и пояснице? Уверена, что нет.

– Ты такая заботливая, – ухмыляюсь я.

– Так и есть, – кивает она, – так и есть. Так что, помочь тебе перенести вещи в соседний номер?

– Я смотрю, ты в хорошем настроении. – Я сажусь в небольшом кресло, стоящее в углу просторного светлого номера. – Совсем не устала после перелета?

– Ни капельки, хоть сейчас вези меня на лед катать произвольную.

– Ну надо же, какая прыть. – Тихо рассмеявшись, я тут же сникаю.

– О чем думаешь? – спрашивает Инга, севшая в позу лотоса. – Ты какой-то не такой с тех пор, как мы сели в самолет.

– Не знаю. Может, слишком много воспоминаний об этом городе…

– Точно, – кивает она, – ты же здесь родился.

– Это неправда, – признаюсь я, хотя до сих пор предпочитал скрывать обстоятельства своего рождения. – Мама родила меня в тундре, прямо в чуме, где живут оленеводы.

– Это шутка? – хмурится она.

– Нет. Мама целый год прожила с отцом, кочуя по тундре.

– Твой отец – кочевник?

– Да, он и вся его семья – оленеводы. Маме не подошел их образ жизни, поэтому она вернулась в город.

– Вместе с тобой?

– Да.

– И как на ваш переезд отреагировал отец?

– Он продержался полгода, после чего оставил все, чем жил, и приехал к нам, – рассказываю я. – Он любил и меня, и маму, но ему была невыносима городская жизнь. Так что, когда мне было семь, он вроде как слетел с катушек и втайне от мамы увез меня в тундру, где я провел целых пять месяцев.

– Лука, – мягко улыбается Инга, – ты прикалываешься надо мной?

– Это чистая правда.

– И как это было? Он же как бы… ну…похитил тебя.

– Мы постоянно переходили с места на место, поэтому нас не могли найти. Я был счастлив, что не пошел в первый класс и что мы с папой отправились в путешествие. Но я постоянно мерз и думал о маме, часто плакал и отказывался от еды. Какое-то время мне помогали разговоры с отцом и люди, которые нас окружали. Я познакомился с большим количеством родственников, они учили меня собирать и разбирать чум, рассказывали, как готовят оленей к ежегодным гонкам. Мне нравилось играть с двоюродными и троюродными братьями и сестрами, а еще я любил природу, которая нас окружала. Каждый вечер за ужином мы собирались в самом большом чуме и говорили о том, как прошел день. Я любил слушать об их планах и чувствовать себя частью этого мира. Но в какой-то момент тоска по маме победила всю радость, что давала мне жизнь в тундре. Тогда у папы не осталось выбора – ему пришлось вернуть меня домой.

– Почему ты никогда об этом не говорил? – удивляется Инга.

– А разве не понятно? – усмехаюсь я. – Мои родители – чертовы безумцы. Мама много раз уезжала в тундру, оставляя меня с бабушкой на несколько месяцев. Чаще всего из такой поездки она возвращалась вместе с отцом, который клялся, что в этот раз точно готов к городской жизни. Шли годы, а они то сходились, то расходились. Когда мне исполнилось пятнадцать, папа снова уехал к своим оленям, а мама перевела меня в новую школу – дабы я смог начать все с чистого листа. Ты даже не представляешь, как меня утомляла их драма. Если бы не бабушка, которая отвела меня на фигурное катание, я бы точно свихнулся.

– Могу представить, – кивает Инга. – Теперь понятно, почему у тебя такое лицо.

– Когда ты постучала в дверь, я как раз говорил с мамой.

– О чем?

– Сам не знаю. Попросила заехать к ней перед отъездом.

– Думаешь, она снова уезжает жить в тундру?

– Не удивлюсь, если так и есть, – улыбаюсь я, расслабившись. – Спасибо, что выслушала. Мне нужно было выговориться.

– Всегда пожалуйста, Маленький принц. – Подмигнув, Инга поднимается с кровати и направляется к выходу. – Странно, но твой рассказ нагнал на меня сонливость, пойду подремлю перед тренировкой.

– Я зайду за вами, когда нужно будет выезжать.

– Спасибо, – кивает она и, уже стоя в дверях оборачивается, чтобы сказать: – и помни – ты самый лучший хореограф на свете.

Воспоминания Полли. 2015 год

Мне никогда не нравилась Нэл, и я искренне не понимала, как она может быть матерью Луки. Беспечная, со штормовым ветром в голове, а еще вечная заложница своих эмоциональных порывов.

– Это и привлекло бедного Ставра, – сказала мне как-то мама. – Он привык к размеренной и предсказуемой жизни, а Нэл внесла в нее смуту. Такие люди сродни наркотикам. А те, как известно, имеют свойство убивать.