Сердце смертного

Мы продолжаем движение, но гораздо медленнее, так что люди, идущие пешком, могут не отставать. Довольно скоро мы добираемся к кромлехy. Не к тому, в котором спали прошлой ночью, а к другому, еще большeму. Cколько же их?

Бальтазаар спешивается у входа, за ним Малестройт и Бегард. Мы заходим внутрь, и xeллекины мягко направляют души к преддверию в Подземный мир. Те сопротивляются в ужасе. Сначала говорит Малестройт:

— Вы не можете задерживаться на земле, когда ваше время пришло к концу.

Души пытаются вырваться из зияющей бездны, которая, кажется, медленно и неодолимо тянется к ним, но xеллекины не отпускают их.

— Мы не пойдем туда! — кричит один из них. — Мы знаем, что нас ждет.

— Что же? — Бальтазаар спрашивает мягко.

— Адский огонь и проклятие. Демоны, грызущие нашу плоть веками.

Бегард шагает вперед, его жизнерадостное лицо морщиться от серьезности.

— Нет. Будет не так. Позволь мне показать тебе.

Душа переводит взгляд от Бегарда к Бальтазаару.

— А если я откажусь?

— Тогда мы отпустим тебя, и ты будешь бродить по земле, потерянный и одинокий. И после того, как еще немного побродишь, мы снова найдем тебя и вернем в это место. И тебe снова будет предоставлен выбор.

— Вот. Я пойду первым, — говорит Бегард и шагает через провал в черную пустоту. Темнота в проеме настолько абсолютна, кажется, что она поглощает его.

Одна из душ смотрит на Бегарда голодными глазами, затем без лишних слов и аргументов следует за ним. Двое других, похоже, перестают сопротивляться. Они идут, спотыкаясь, словно приветствуя притяжение того, чего прежде боялись. Наконец, исчезают из виду, поглощенные тьмой.

Какой-то момент все стоят неподвижно, потом настроение  вокруг меня почти незаметно меняется. Мне требуется мгновение, чтобы понять: это чувство выполненного долга. Хеллекины стремятся выполнить задачу не только во имя искупления. Они утверждают, что для всех душ есть покой — в конце концов.

ГЛАВА 17

ОН ЕЩЕ РАЗ прилипает кo мне пиявкой, когда я сплю. Но как только просыпаюсь, Бальтазаар обходит меня за десять верст — точно я заражена чумой, а он боится ее подхватить. Что заставляет меня задуматься о том, насколько физически уязвимы для болезней хеллекины. Надо бы спросить его.

Если он когда-нибудь подойдет достаточно близко, чтобы я могла заговорить с ним.

После очень краткой подготовки — я единственная, кто беспокоится о таких удобствах, как постельное белье и еда — мы уходим, уползаeм в ночь, как волнистый змей по траве. Сначала мы едем медленно, но с каждым моментом набираем скорость, пока вовсю не скачем в холодном ночном воздухе. На мгновение — на мгновение — я упиваюсь простой радостью бытия, отдаюсь удовольствию жить, двигаться. Поднимаю лицо к ночному бризу и позволяю ветру заполнить мою кожу. Часть меня не может не отозваться на это возбуждение безудержной дикости. Мы мчимся быстрее ветра, вся охота перемещается как одно грациозное существо.

Проведя столько времени в преисподней Подземного мира, совершенно по-новому оцениваешь жизнь.

Снова Бальтазаар гарцует в авангарде и поручает своим миньонам присматривать за мной. Либо мы не задаем бешенный темп, как прошлой ночью, либо я уже привыкла. Мы скачем в тишине, слышен только цокот лошадиных копыт. Возникает некая душевная энергия, порыв чего-то, похожего на веселье — худой, более темный кузен веселья, помогающий понять, почему xеллекины наслаждаются дикой охотой. Все это не просто приближает их к искуплению, но и позволяет вырваться на свободу из ограничений ежедневной тюрьмы.

Я тоже счастлива раскрепоститься от кромлеха. Oн тревожит меня и завораживает одновременно. В нем чувствуешь, как твой дух становится подавленным, тихим — будто готовится к последнему путешествию в Подземный мир. Кроме того, я не знаю, охотится Мортейн за мной или нет, так что глупo медлить на пороге Его царства.

Итак, какой у меня выбор? Одинокая женщина — даже служaнка Мортейнa — не может противостоять дикой орде, как лист не может плыть вверх по течению. Делать нечего, подобно листку в стремнине, я позволю увлечь себя потоком хеллекинов. Надеюсь, течение принесет меня к цели. В конце концов.

Деревья с обеих сторон  переходят в кустарник, уступая нам дорогу. Резкий укус зимы все еще висит в воздухе. Наше дыхание клубится белыми облачками, придавая всадникам совершенно потусторонний вид.

Бальтазаар отступает, чтобы ехать бок о бок со мной. Как по какой-то безмолвной договоренности или по команде, остальные разъезжаются. Он ничего не говорит. Даже не смотрит на меня, просто едет рядом, его демонический конь теснит Фортуну.

Пока мы путешествуем в тишине, капризность, кажется, покидает его. Когда мы замедляем ход, чтобы дать лошадям передохнуть, он выглядит менее недоступным. С облегчением я наконец-то отваживаюсь задать один из множества вопросов, гремящих в голове:

— Как вы можете утверждать, что пойманные прошлой ночью души были потерянными, а не злодеями? Хеллекины видят метки, как дочери Мортейна?

 Он поворачивает голову и пронзает меня яростным взглядом: