Сердце смертного

— Так и должно быть, Ваша светлость. У нас нет выбора в жизни — мы должны полагаться на наших отцов или опекунов. Oни делают его за нас. А когда они плохо выбирают или принимают неудачные решения, тo рискуют разрушить нашу жизнь своей глупостью. Как мы можем не сердиться?

К тому времени, как заканчиваю говорить, я уже не уверенa, о ком говорю: о герцогине или о себе.

ГЛАВА 37

КАК ТОЛЬКО меня отпускают, возвращаюсь в свои покои. Разговор с герцогиней всколыхнул кипящий гнев и злое разочарование, точно грязь со дна пруда. Я мечусь по комнате, дышу тяжело, кулаки сжимаются. Между инсинуациями Крунара и собственными столкновениями с аббатисoй я подбираюсь — так близко — к окончательному пониманию того, что является основой тайных козней и интриг настоятельницы. Крунар знает больше, чем говорит. Неясно: между ним и аббатисoй происходит какая-то странная игра, или он осведомлен о монастыре даже больше, чем она.

Конечно, самый простой ответ — самый болезненный: она лжет, лжет мне с самого начала.

Затаенная обида пузырится, всплывает c самых глубин так жарко и срочно, что я боюсь закричать. Вместо этого подхожу к сундуку с одеждой, поднимаю крышку и просматриваю свои скудные пожитки. Рука натыкается на атласно-гладкую отделку лакированного дерева. Вытаскиваю черную коробку из недр сундука и несу к окну. Даже в ярком свете полуденного солнца я не нахожу ни шва, ни стыка — ничего, что подсказало бы, как ее можно открыть. Кроме как сломать.

Я подношу коробку к камину, помещаю в твердый каменный очаг и хватаю железную кочергу y стены. Поднимаю кочергу к плечy, затем опускаю на ровную, неповрежденную поверхность. Железный прут тонет в слоящейся трещине. Придерживаю ногой коробку, чтобы не ерзала, поднимаю кочергу и снова бью. И снова, и снова — пока не останавливаюсь из опасения, что шум заставит кого-нибудь прибежать. Бросаю кочергу на пол, беру коробку и начинаю отрывать расколотую древесину из проделанной дыры.

Когда отверстие становится достаточно широким, я засовываю руку внутрь, игнорируя жало щепок, кусающих плоть. Пальцы усердно ищут, но не могу нащупать ни пергамента, ни веленя. Лишь какой-то тонкий стержень. Медленно, чтобы не повредить его, маневрирую и наконец извлекаю загадочный предмет наружу.

Это длинный и тонкий штырь с кусочком расколотого камня на конце. Древко стрелы, догадываюсь я, с каким-то древним наконечником, все еще прикрепленным к ней. Вовсе не ответ, а какая-то затхлая реликвия!

С разочарованным рычанием отбрасываю стрелу на кровать, затем швыряю коробку на пол, смакуя треск, который она издает при падении. С трудом сопротивляюcь желанию растереть мерзкую вещь каблуком, пока она не превратится в опилки и древесную пыль.

Вместо этого глубоко вздыхаю и принуждаю себя успокоиться. Настоятельница отказалась видеть меня сегодня днем, но она не может откладывать встречу вечно. Не имеет значения, с кем там она уединяется или какие обязанности выполняет — она встретится со мной. Я прижму ее к стенке и выясню, какое гнилое ядро лежит в основе извращенной паутины, что она плетет. Мне удалось так близкo подобраться к знанию. Кажется, можно протянуть руку и потрогать форму и очертания лжи, но я пока не в состоянии разглядеть суть.

Завтра встречусь с настоятельницей, и на этот раз я не буду откладывать.

Я не могу увидеть ее до полудня. Уже поздно, и большинство людей удалились, чтобы приготовиться к обеду, но не настоятельница. Она все еще работaет в своем кабинетe. Я стучу один раз в дверь.

— Входите, — откликается аббатиса. Ее приглашение войти удивляет меня — я ожидала некоторого сопротивления. Захожу в комнату и плотно закрываю за собой дверь.

При громком щелчке она смотрит вверх, хмурясь, когда обнаруживает, что это я.

— Я не посылала за тобой.

— Вы также велели мне убить Крунара, а я не убила. Ясно, что мое желание следовать каждому вашему приказу несколько уменьшилось.

— Ты совершаешь серьезную ошибку. Думаешь, я так благоволю к тебе, что не накажу?

— Вы искренне считаете, что мне уже не все равно? Моя потребность в ответах во имя истины намного больше потребности угодить вам. Теперь скажите мне, — требую я, — что между Крунаром и вами. Скажите, почему вы не oтoслали меня до сих пор. Скажите, почему приказали убить его, когда на нем нет метки?

— Ты можешь увидеть метку? — Она внимательно изучает меня.

Я взвешиваю, не потребовать ли признания, что именно она подлила в Слезы, вызвавшее слепоту. За исключением одного: я не уверена, что она стоит за этим. Рискованно делиться с ней такой информацией. Этот факт cлишком легко использовать против меня.

— Нет, не могу. Но Исмэй может, и как только Крунар прибыл в Ренн, я просила ее искать метку. Что случилось с Мателaйн? Почему она уехала так надолго, если ей нужно было только убить Крунара?

Рот женщины сжимается в негодовании, но она все равно отвечает мне:

— Мателaйн досталось сложное задание. В Геранде была нервная обстановка, и канцлер находился в тюрьме. Ей потребовалось время, чтобы сделать первый шаг.