— Пуговицы все с мундира отдал — уж больно они ей приглянулись, — ответил он, и Рейнардо с изумлением отметил, что куртка на капитане действительно была распахнута за неимением упомянутых пуговиц в петлицах. Фабита между тем раскрыла кулачок и с восхищением пересчитывала добытое сокровище. На короля она больше не глядела.
— Но зачем?.. — выдохнул Рейнардо. Капитан пожал плечами.
— Женская душа непредсказуема! — философски заметил он и тоже разжал руку с верхней — рубиновой — пуговицей. — Но у меня остался залог, если Фабита надумает расторгнуть нашу уговоренность.
— Вот еще! — фыркнула девчушка и алчно посмотрела на рубиновую пуговицу. — Давайте уже вашу записку, да поскорее, а то меня настоятельница станет ругать за задержку. Она у нас ух какая строгая! А если узнает, что я с чужими говорила, вообще голову снимет, и плакала тогда ваша невеста горькими слезами.
Рейнардо не стал выяснять, по какому праву капитан раскрыл едва знакомой девчонке его сердечные тайны; вместо этого вырвал из записной книжки чистый лист и написал на нем лишь одну строчку. Следом снял с пальца обручальный соларовский перстень и под удивленным взглядом капитана протянул то и другое Фабите.
— Передай Марии Паолини, — мягко попросил он. — И скажи, что я жду ее здесь и буду ждать столько, сколько потребуется.
Фабита пообещала все сделать в точности и сунула кольцо вместе с запиской в карман передника.
Капитан Руис закатил глаза.
— Это королевский перстень, малая! — напомнил он. — Коли куда не по адресу денешь, его величество из-под земли тебя достанет и по всем твоим пуговицам пройдется.
Фабита горделиво передернула плечиками.
— Больно надо! — заявила она и, подобрав юбку, умчалась в монастырь. Рейнардо проводил ее взглядом, потом обернулся к капитану.
— Пуговицы? — снова переспросил он, и капитан совсем по-мальчишески усмехнулся.
— Девчонка-сорока, — непонятно объяснил он. — Нравится ей все блестящее, а в монастыре-то какие побрякушки? Боюсь только, как 6ы она кольцо ваше не заныкала, а то не найдешь потом никогда.
Рейнардо поморщился, не желая кликать неприятности.
— Тогда вернемся к первоначальному плану с женским платьем! — отрезал он. Потом оперся плечом на ствол липы и снова посмотрел на неприступные стены монастыря. — Она про Марию что-нибудь рассказывала? — уже с меньшей уверенностью спросил он. Капитан, занявшийся своей лошадью, кивнул.
— Рассказывала, — подтвердил он. — Постулансткой два года в монастыре живет. В новиции настоятельница ее не принимает. Несколько раз уже предлагала оставить идею стать монахиней и вернуться в мир, чтобы хотя бы в нем научиться смирению, но сеньорита тверда в своем намерении и уверена, что сумеет доказать и настоятельнице, и Богу свою преданность. Если Фабита правильно поняла, сеньорита Паолини отписала монастырю все свое приданое, оттого настоятельница ее и терпит. Другую бы давно за порог выставила, а сеньориту…
— Да что ж она такое делает-то, чтобы ее из монастыря выгонять? — недоуменно воскликнул Рейнардо, и капитан снова повел плечами.
— Мается, — с совершенно Фабитовой интонаций произнес он, и больше объяснений Рейнардо не понадобилось. Что такое «маяться», он знал не понаслышке. Кажется, последние пятнадцать лет, со дня смерти отца, он только и делал, что маялся. Мучился, сомневался, переживал, сожалел, бесился, не находил себе места.
Но сегодня вся эта маета исчезла. Сегодня, приняв непопулярное решение, Рейнардо окончательно уверился в себе и своем праве распоряжаться не только жизнями эленсийцев, но и собственной. И будущее вдруг представилось совсем иным, чем раньше. Спокойным, теплым, полным, с надежным тылом, с бесспорным пониманием, с любовью и преданностью, — и Рейнардо сроднился с этим ощущением всей своей сущностью и не собирался его больше отпускать.
Именно так все и будет! Только так и никак иначе! И Мария сейчас смотрит в его записку, снова и снова перечитывая одну лишь строчку: «Выходи за меня замуж!», — и не верит, и стискивает кольцо с соларовским гербом, и роняет слезы на скромное серое платье, и мотает головой, пытаясь вернуть себя на землю, и закрывает мокрое лицо руками, и срывает дыхание в освобожденных рыданиях, и не может подняться на ослабевшие ноги, и не знает, что думать и на что решиться.
Но она обязательно выберет его, Рейнардо. Перечитает еще пару десятков раз его предложение, осмотрит со всех сторон обручальный перстень, наденет его себе на палец, прижмется к нему губами, а потом утрет слезы и бросится от монастыря прочь. Навстречу Рейнардо и их общему вымоленному счастью.