Я последовала за ним через дворец, мои внутренности сжались от страха перед тем, что меня ждет. Холодный каменный алтарь, спрятанный в одинокой комнате? Зря я переживала. Они построили ему прекрасное надгробие в коралловом саду, согретом лучами солнца. В центре стоял лакированный алтарь из черного дерева и перламутра, а на нем лежала единственная пластина из сандалового дерева с выгравированным именем принца Яньмина в окружении двух свечей, чье пламя не колебалось даже на ветру.
Мы с Яньси стояли молча, склонив головы, сцепив руки перед собой. Это смертные жгли благовония, надеясь, что дым донесет их слова до небес. Тем не менее я прошептала за него молитву, представляя, что ветер может унести ее туда, где лежит его нежная душа – будь то океан, который Яньмин любил, с драконами или здесь, в его родном доме. Слезы текли по моим щекам. Даже по прошествии всего этого времени я их не выплакала.
Хриплый всхлип вырвался из моего горла.
– Я обещала защитить его и подвела.
Голос принца Яньси был мягким и серьезным:
– Я тоже виню себя. Если бы я только мог, то не привел бы Яньмина в Южное море. Спрятал бы его до того. Но смерть брата – не наша вина. Мы должны положить конец этому циклу раскаяния, который ведет только к отчаянию. Яньмин не хотел бы этого. Он излучал радость, любовь и смех, и именно таким я хочу его запомнить. Не то, как он умер, а то, как жил.
Эти его слова пролили бальзам на мою рану, напоминая, что хотя в жизни есть смерть, но и в смерти есть жизнь, что не все должно быть потеряно. Принц Яньси замолчал, возможно, дав мне время собраться с мыслями. Как и он, я мучила себя в тишине своего разума, задаваясь вопросом, сумела бы я спасти Яньмина, если бы действовала быстрее, если бы убила Уганга при первой же возможности. Сотни «если», неизвестных развязок преследовали меня, столь же мимолетных и неверных, как туман на рассвете. Все сожаления в мире не изменят прошлого.
Мы стояли там несколько часов, пока лунный свет не посеребрил алтарь. Наконец я встала и поклонилась.
– Спасибо, – сказала я принцу Яньси. – Теперь мне пора.
– Куда ты пойдешь? – спросил он.
Это было не приглашение остаться. А даже если и оно, мне не хватало черствости его принять. К чему представать перед родителями Яньмина? Я не убивала их сына. Я отдала бы за него свою жизнь, и все же его кровь окрасила мои руки.
Я покинула Восточное море с грызшей меня тоской, решила отправиться в какое-нибудь новое место, не запятнанное прошлым. Мне хотелось странствовать и бродить, утопить чувства в незнакомых видах изумрудных лесов, серебристых гор и нетронутых океанов. Но одно место звало меня сильнее прочих, место, от которого я держалась подальше, боясь вновь вскрыть старые раны, которые так до конца и не затянулись.
И все же я сдалась и отправилась в Золотую пустыню. Шла через сверкающие дюны под жаром солнечных лучей. Если в Небесной империи царила вечная весна, то пустыня была безжалостным летом. Я спала днем и гуляла по вечерам под луной, когда становилось прохладнее. Иногда дремала на неровных песках, пробуждаясь только от яркого дневного света… и в такие ночи я спала лучше всего.
На границе Стены я застыла, потрясенная видом движущихся фиолетовых облаков, эмоции захлестывали меня. Из обрывков новостей, которые просачивались ко мне, я слышала, что после смерти Вэньчжи разразилась великая борьба за власть. Его мать, вдовствующая царица, вышла победительницей, взойдя на трон и доказав, что она способная и мудрая правительница. Такая же, каким стал бы ее сын, если бы его не угораздило в меня влюбиться.
Стена процветала, больше не являясь задворками королевства. Бессмертные свободно приходили в это место, которого так долго боялись, и про демонов говорили все реже. Внезапно меня охватило желание отправиться туда, где я познала и тоску, и надежду. Но мать Вэньчжи по праву прогнала бы меня прочь, ту, которая так дорого обошлась ее сыну. Нет, я не могла навязываться ей, снова пробуждая горе. Царица не была мне другом; я не претендовала на доброе отношение, хотя мне и хотелось скорбеть вместе с ней о том, кого мы обе потеряли. Самая большая услуга, которую я могла ей оказать, – это исчезнуть.
Немного утешало, что после гибели бессмертных их души продолжали жить в нашем царстве, будь то в небе или в четырех морях. Хотя их сознание угасло, по крайней мере, они не уходили совсем. Странно бессмертному размышлять о смерти, но как я могла не думать о ней, когда она забрала тех, кто был мне дорог?
Я подняла голову, глубоко вдохнула. Что-то во мне – та часть, которая все еще кровоточила, – жаждало самого здешнего воздуха, следа Вэньчжи, который я чувствовала среди этих облаков. Трудно понять, невозможно определить, ощущала ли я это из-за нашей близости, потому что нас связали чары, которые его и убили, или, возможно, мой разум создавал иллюзии, чтобы облегчить боль.