Сердце Солнечного воина

Я провела по ней пальцами. Моя мать, богиня Луны, как ее изображают смертные. Когда я открыла крышку, из-под нее потянулся насыщенный медовый аромат. Внутри лежали четыре золотисто-коричневые лунные лепешки, на вершинах которых были изображены драконы и фениксы. Ливей вынул одну и маленьким ножом разрезал ее на восемь пухлых ломтиков. Он предложил кусочек мне, ярко-оранжевый полумесяц яичного желтка блестел на темно-коричневой начинке. Паста из семян лотоса была густой и сладкой, корочка крошилась у меня на языке. Желток добавил солоноватой зернистости, которая идеально уравновешивала вкусы. Я закрыла глаза, пока жевала, представляя, как смертные едят эти лепешки, слушая рассказ о Хоу И и десяти солнцах, о Чанъэ, летящей на Луну. Меня объяли тоска и желание увидеть родителей.

– Ливей, я хочу домой. Не могу оставаться здесь.

Это был выход из преследовавших меня кошмаров – уйти из Нефритового дворца с его бесконечными церемониями и правилами, придворными и служителями, тяготами империи.

Его лицо побледнело, пальцы сжались на столе.

– Синъинь, я собирался предложить тебе выйти за меня замуж. Мой отец уходит в отставку, чтобы жить вдали от всех. Он попросил меня взойти на трон, стать императором.

Я безучастно смотрела на него, что-то сжимало мою грудь, как будто меня душили. Трон всегда был его наследием, но даже когда я мечтала о будущем с Ливеем, я думала, что у нас в запасе есть еще столетия, пока его отец не откажется от престола. Это служило мне единственной надеждой и утешением.

– Знаю: все происходит намного раньше, чем мы себе представляли, и ты хочешь не этого.

– Я должна уйти. – Решение обретало очертания, и я знала, что оно было правильным, пусть даже боль в моем сердце обострилась.

Глаза Ливея сверкнули, когда он схватил меня за руку.

– Почему должна?

– Я хочу домой, – повторила я, высвобождаясь, не из обиды, а потому что не могла позволить ничему поколебать мою решимость.

Тяжелая тишина повисла между нами, пока мы смотрели друг на друга.

– Знаю, что ты несчастна здесь. Хотел бы я пойти с тобой, – сказал он наконец, – но не могу бросить своего отца и империю. Никто не может править вместо меня.

– Понимаю.

Я и правда понимала. Ливей делал выбор в той же мере, что и я. Нам следовало делать то, что правильно для нас самих, но как же было больно, что наши пути расходились.

– Твое место здесь. Лучшего императора невозможно и представить. Я не стала бы просить тебя об этом.

– Имеешь полное право просить меня о чем угодно, – упрямо сказал он.

– Не хочу добавлять тебе забот. – Только теперь я поняла, чего на самом деле хочу, что мне нужно и чего он дать уже не может.

Я тяжело сглотнула, поднимаясь на ноги.

– Пожалуй, нам уже поздно сходиться, Ливей; мы никогда не сможем вернуться к тому, что имели. – В этих словах не было обиды, только скорбь, ведь они ранили и меня.

Ливей встал, сжимая меня в объятиях. Я позволила себе прислониться к нему в последний раз, оттягивая неизбежный момент боли. И хотя его тепло просачивалось сквозь мою одежду и кожу, оно больше не достигало сердца.

– Прости, если подвел тебя, – прошептал принц мне в волосы. – Тебе не нужно решать все сейчас. Ступай домой и возвращайся, когда будешь готова. Я дождусь тебя.

– Ты не подвел меня, это я подвела нас. – Мой голос надломился. – Когда-то я приняла такую жизнь, а теперь не могу ее выносить. Я слабее, чем думала, устала стараться быть сильной. И… не могу забыть его, не хочу.

– Ты не обязана выносить все в одиночку. – Он говорил с таким пылом, что лед внутри меня немного оттаял. – Я помогу тебе забыть его. Мы будем счастливы, как прежде. Ты стала бы прекрасной императрицей.

Нет.

Жизнь, которую он предложил, многим показалась бы сказкой, но для меня стала бы кошмаром. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, когда я представила себе, как вечно разбираю заботы Небесной империи, а тяжесть короны с каждым годом становится все больше. Бесконечная борьба за благосклонность и власть, беспокойные и осуждающие взгляды – ожидание своевременного появления наследника. Превращусь ли в сварливую императрицу, угодив в ловушку такой жизни? Сколько времени потребуется, чтобы наша любовь омрачилась? Сколько – до того как она превратится в обиду, а затем… в ненависть?

Я отстранилась, чтобы посмотреть в его красивое лицо, в эти темные глаза, настолько дорогие мне. Выдержит ли мое сердце еще один удар? Каким-то образом мне удалось заговорить сквозь смятение, которое разрывало меня на части.

– Я не могу выйти за тебя. Не могу здесь жить. Я не была бы счастлива и сделала бы несчастным тебя.

Он некоторое время молчал.

– Я твержу себе, что прошлое не имеет значения, что не стоит завидовать мертвым. Однако, видя вас в роще госпожи Сихэ и то, как ты скорбишь о нем, невольно задаюсь вопросом: выбрала бы ты его, останься он жив?

Раньше я думала, что это невозможно, но отчаяние выдернуло меня из печали. Я не могла отрицать, что мои чувства к Вэньчжи стали гораздо глубже. Не могла унять эту боль в груди, когда думала о нем, острую боль утраты.