Сердце спящего духа

Храпу Мартон сразу чем-то не приглянулся, и он в первый же день прошёлся по поводу новой Диковой физиономии. Дик медленно подошёл к Храпу, для вежливости шмыгнул носом, и оставшимися четырьмя пальцами левой руки сжал ему шею. Лицо Храпа мгновенно стало синим. Полюбовавшись на выпученные глаза обидчика, Дик, также молча, отбросил его в сторону и, не говоря ни слова, вышел. Храп рухнул как сломанная кукла. Прямо на Рене. С тех пор Рене Чиару не стало от Храпа житья.

Заслышав шаги Мартона, шайка бросила Рене в ближайшую кабинку и быстро закрыла дверь. Кол тут же прислонился к ней снаружи на тот случай, если Рене постарается выбраться. Компания быстро организовала шумную перепалку, чтобы заглушить Рене, вздумай тот кричать.

Дик вошёл, равнодушно оглядел следы крови на полу, подошёл к раковине и стал спокойно мыть руки.

Рене немного пришёл в себя и попытался протиснуться под перегородкой. Ему это не сразу удалось, но, в конце концов, он оказался в соседней – крайней кабинке. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он стал выжидать. Когда Мартон привёл себя в порядок и, выходя, оказался между Рене и его обидчиками, Рене рванулся со всех ног.

Быстро бежать он не мог, но и Мартон никогда не спешил, и это спасло Рене. Пока шайка пыталась его обойти, предельно аккуратно, – все помнили, как Дик расправился с Храпом, – Рене уже был на лестнице, ведущей к спасительному убежищу. Добежав до третьего этажа, Рене быстро забежал за статую, стоящую в стенной нише около библиотеки, нырнул в крохотную дверь и оказался в подсобке. Там он взобрался по приставной лестнице и пролез в люк, ведущий на чердак, а затем прошмыгнул в небольшую боковую кладовку, расположенную между чердачным помещением и высокой двускатной крышей. Заскочив в кладовку, Рене подпрыгнул, уцепился за стропила и, обдирая лоб и спину о торчащие из досок гвозди, пролез в узкое подкрышное пространство, расположенное ещё выше, над чердаком. Теперь он был в безопасности.

Его искали долго, грохотали чем-то внизу, несколько раз заглядывали в кладовку, но так и не догадались, что Рене находится прямо над ними. Мальчик лежал, ни жив, ни мёртв, пытаясь успокоиться. Он не особо боялся, что его здесь найдут. Храп и раньше знал, что Рене скрывается где-то на чердаке. Компания дважды устраивала облаву, пытаясь найти его убежище, – безуспешно. Но сегодня Рене всерьёз опасался, что его выдаст стук собственного сердца.

Мало-помалу всё стихло. Прохладный осенний вечер лениво догорал сырой красноватой зарёй где-то на западе. Через маленькое круглое окошко виднелись далёкие-далёкие горы и лес, сиреневый на фоне быстро темнеющего неба. Было холодно. Свернувшись клубком, Рене уснул.

Родителей своих Рене не знал. Раньше, давным-давно, ему, правда, снился сон, как большая красивая женщина берёт его на руки и называет ласково Чиару. Во сне она говорила ему:

– Я назвала тебя Чиару, как просил твой отец. Ты уже такой большой, жаль, что он так и не увидел тебя. Скоро три года, как он ушёл. А ещё потому, что “Ар” на древнем языке значит не только “пламенный дух”, но и “добрый огонь”. Будь достоин своего имени и всегда помни, кто ты.

Но вся беда была как раз в том, что именно этого-то Рене и не помнил. Его первые воспоминания застали его уже в приюте и воспоминания эти не были такими радостными, как этот прекрасный сон. Со временем красивая женщина стала сниться всё реже, пока не превратилась в смутное видение где-то в самых глубоких закоулках памяти.

Осеннее утро

Приют располагался в огромном полуразрушенном замке, стоявшем на берегу высокого обрыва. Южные ворота замка, теперь сорванные с петель и валявшиеся тут же, выводили на огромную городскую площадь, когда-то величественную и красивую. В центре площади высились остатки какого-то древнего сооружения, не то монумента, не то фонтана циклопических размеров.

Снаружи, за внешней стеной замка, от разрушенных ворот, начинались четыре ряда высоченных белых колонн, которые полукругом огибали площадь справа и слева. Левая часть колоннады была разрушена достаточно сильно. Многие колонны торчали из земли воспалёнными обломанными зубами. Но правая колоннада была целой. Кое-где остались даже элементы перекрытий, а четыре самых дальних ряда колонн венчали каменные ноги, такие гигантские, что у Рене всегда захватывало дух, когда он думал о размерах статуи, которая там когда-то стояла.

Замковые ворота вели в небольшой внутренний дворик, который оканчивался центральным входом, и сегодня нёсшим на себе печать былого великолепия. За входом начиналась широкая внутренняя лестница, расходящаяся полукругом. Лестница, словно древний амфитеатр, поднималась на высоту, от которой кружилась голова, и… обрывалась где-то далеко внизу грудой обломков. Замок был разрушен. Осталась только небольшая трёхэтажная пристройка, правый флигель, в котором теперь и располагался Сарский приют.