Сердце спящего духа

Проснулся он оттого, что что-то уткнулось ему в бок. Оказалось, что Рене лежит на голых камнях и здоровенный булыжник упирается ему под рёбра. Пока он спал, учитель вытащил из-под него подстилку и сжёг её.

– С сегодняшнего дня будешь спать на земле, – пояснил старик, – Только сон ещё нужно заработать.

Этот день был ещё ужаснее предыдущего. Так продолжалось примерно неделю.

А через неделю отшельник объявил, что хватит заниматься ерундой и пора, наконец, начинать тренировки. На следующее утро Рене понял, что действительно до этого занимался ерундой…

К Рене начал возвращаться голос. Чужой, непривычный, до смешного солидный басок. Он был ещё неуверенным, иногда отступал, срывался, уступая место петушиному фальцету. Но со временем окреп, стал привычным, родным. Потянулись к земле ноги, оставив штанины брюк далеко позади, где-то на уровне щиколоток. Непропорционально увеличились ладони рук, обозначив узловатые костяшки несуразных пальцев. Вся одежда стала какой-то тесной, неудобной, и однажды вечером учитель заметил, что неплохо было бы “справить обновку”.

– Когда мой народ изгнал меня, он щедро поделился всем, чего не жалко, – отшельник плутовато ухмыльнулся, доставая из своего бездонного сундука лиловую шутовскую ливрею с бубенчиками, – Я долго хранил это, – голос его стал грустным, – Вначале хотел вернуться и отомстить. Затем – чтобы не забыть тех, кто нанёс мне оскорбление. Потом – просто как память о том времени. Бери, не стесняйся. Ткань прочная, несмотря на годы. И тёплая, с подстёжкой… по ночам холодает уже.

Следом из сундука появились лиловые же штаны, лиловый колпак и добротные хромовые сапоги с бубенчиками вместо шпор. Тоже лилового цвета. Шутовской наряд был сильно велик для юноши, но Рене это волновало мало. Вооружившись иголкой и ниткой, он распорол по швам сначала лиловый камзол, а потом и свою приютскую одежду, сделав из неё лекала. Пропорционально увеличив все детали, Рене выкроил себе новую куртку и брюки. Портной из юноши был тот ещё. Он провозился с шитьём три дня: пришлось перешивать дважды. Наряд всё равно получился неказистым. Зато удобным и тёплым.

Море ещё хранило тепло, и ночью холод не очень донимал их. А вот по утрам уже на траве начал появляться иней. Изматывающие тренировки продолжались ежедневно. Более того, отшельник ежедневно загонял юношу в холодную воду! Тело Рене налилось силой, стало быстрым и гибким, как у змеи. Отрабатывая приёмы боя, юноша мог фехтовать часами. Теперь уже настоящим цвайхандером.

Конечно, он не смог в совершенстве научиться владению двуручным мечом за какие-то несколько месяцев. Но однажды после завтрака старик подозвал его и сказал:

– Всё. Твоё время пришло. Я сделал всё, что должен был. Иди.

– Идти… когда? – Рене растерялся.

– Сейчас. Ждать больше нечего…

Колокол

Солнце скрылось за горизонтом, и Ирмуна уже собралась заночевать, как вдруг ветер донёс до неё далёкий удар колокола. Надтреснутый и пронзительный, как крик утопающего. Девушка ускорила шаг. Навстречу показалась странная процессия. Люди. Пятеро. Они брели, замотанные в рваные серые тряпки. Как мумии. Молча. Обречённо. Дыхание тяжёлое. Хрипят. Глаза ввалились. Пусты. Молча…

– Эй! – окликнула девушка, – Постойте!

Процессия шарахнулась от неё. Молча…

Ирмуна испугалась. Побежала. Снова колокол. На восточном небосклоне красноватый отблеск. Пожар. Колокол. Повозка. Лошадь впряжена. Пуста. Колокол. Деревня. Пусто. Никого. Догорает. Ещё дымится. Человек. Тоже в тряпках. Идёт с трудом. Хрипит. Падает. Девушка подбегает. Мёртв. Колокол. На шее – красные пятна. Некоторые почернели. Вздулись. На лице ужас…

– Чума!

Колокол…

Девушка вошла в обречённый город. Вонь – невообразимая. Всюду дым. Ветер катает по пустынным улицам какие-то железные банки. Серые мумии разбивают окна. Лезут в дома. Двери выбиты. Крадутся вдоль стен. Прячутся, завидев Ирмуну. Убегают. Улицы завалены всяким хламом. Собаки. Прямо на кучах мусора. Много. Сытые, отъевшиеся. Грызутся. Воют…

Ирмуна пошла на звук колокола. Вышла на площадь. Несколько человек стояли вокруг большого костра. Жгли трупы. Лениво из-за чего-то переругивались – Смерть, – раздался с колокольни истерический вопль, – Смерть пришла. Падите, люди, падите.

Небольшой человек на колокольне бесновато взвыл и дёрнул верёвку, привязанную к языку колокола.

Ирмуна подошла к людям.

– Невесело у вас, – вместо приветствия сообщила она.

Высокий мужчина повернулся к ней.

– Да. Грустно, – констатировал он.

– А грязь в городе по этому поводу? – поинтересовалась девушка, – Или всегда так?

– Сейчас – так.

– Падите, люди! Примите смерть! – снова взвыл человек на колокольне. Колокол уронил очередной тяжёлый удар.

– А кто здесь руководит спасением города? Правитель у вас есть?

– Есть. Вон… на колокольне.

– Что же вы ничего не делаете?

– Иди своей дорогой, девочка с диадемой, – пробасил усатый мужик, громко высморкавшись в костёр, – Здесь у нас неприятности.

– Это не диадема, – зло и отчётливо произнесла Ирмуна, – Это – Венец. И это – моя дорога.