Можно привести степняков. Пусть скачут по Земле нового мира. Пусть не сеют и не жнут, пусть вырубят густые леса железными топорами и согреют каменными очагами деревянные дома. Он вспомнил своих воинов, сколько дорог они прошли вместе? Балго, Бруто… Их всех унес ветер. Забрала Великая Степь. Привычно подумал Сиг и споткнулся о свою же мысль. А его разве нет? Разве он не скакал в Степи Вечности? Зачем ему сохранили память о прошлой жизни?
Сиг поерзал, ремни кожаной кирасы неприятно впились в бок. Отчего люди живут день как вечность, а эльдары вечны в одном дне?
Проще вернуться в мир людей и стать бессмертным конунгом. Захватить волной все людские царства и править смертными младшими живым бессмертным богом.
— Тьфу, оксюморон какой-то! — ругнулся Сиг.
Отец не это имел в виду, делая такой странный подарок. Твой народ — это народ, чьей частью ты являешься, с кем делишь общую память, историю рода… язык, который, как особое чувство, роднит тебя даже с незнакомцем на чужбине.
Может, привести сюда эльдарийских красавиц? Он построит ажурные дворцы, разобьет прекрасные парки с озерами и лебедями. Он сделает все еще тоньше и красивее, чем в Поднебесном. Мысли снова вернулись к самому дорогому, что там оставалось. Забрать бы сюда Сили. И пусть она поет славные песенки, скачет на маленькой пони, просит бабушку рассказать сказку. А вместе с Сили забрать и бабушку… да и вообще, всю семью, чего уж там мелочиться. Весь Поднебесный. Но тогда можно и не уходить из Поднебесья, оспорить у Энеда власть…
Подарок отца казался наказанием. Разве это не ссылка?
Нет. Владыка слишком любил сына, он просто дал тому больше, чем можно желать. «Вот что делает Селена со своей Галактикой? Она у нее просто есть и все. Целая Галактика болтается на руке красивой безделушкой, оправленной в золото!». Так же, как и галактика Энеда. Вместе с мыслью о безделице-галактике пришла мысль и о хозяйке руки, носящей бесценный дар…
Отчего он не ушел сюда сразу? Все было бы по-другому… Но тогда не было бы Сили. Маленькой Сили, его Сили… А разве Сили — не его народ, не его часть?
Сигнорин резко поднялся с пружинистого мха и посмотрел на раскаленные до красна шишки. Огонь затухал, а нетронутый ужин остыл — кролик из Мира людей погиб напрасно. Сиг раздосадовано пошерудил веткой догорающие угли. Даже кроликов здесь не водилось. Как можно быть хозяином мира, если мир пуст?
— А может, этот мир не хочет, чтоб его заселяли? Или он и вовсе мертв. И вообще, любой мир сильно удивился бы, узнав, что стал подарком. — Подытожил Сигнорин, решив, что пора возвращаться в Поднебесье.
Неожиданно ему на руку прыгнула головешка размером с грецкий орех. Сиг ойкнул. Головешка отрастила лапки и пробежала по пальцам уже когтистой лапы Лакориана. Холодный пот прошиб дракона, так ли необитаем этот мир, как он думал? Дракон попробовал стряхнуть существо, но оно зацепилось за край ладони огненными прутиками-лапками и едва слышно, но вполне обиженно заверещало. Дракон удостоверился в безопасности крохи и уступил Сигу.
Сиг осел на землю, держа руку на уровне глаз и пытаясь понять, кто это? Тем временем создание из огня успокоилось. Сиг изумленно рассматривал проявляющуюся мордочку существа — лошадь? Нет… человек? Нет… Казалось, комочек энергии никак не мог определиться со своим видом. Наконец, он стал похож на плосколицего человечка. Увидев, что Сиг рассматривает его, огненная кроха повернулась лицом к зрителю, отряхнулась, как собака, и села на четвереньки. Несмотря на огненный облик, кроха совсем не жглась. Сиг осторожно поднес руку к пламени и провел по оранжево-алым язычкам шерсти. Кроха потерлась о протянутые пальцы, словно кошка. Затем свернулась клубком, зевнула и уснула прямо на ладони. Сиг не затушил костра, не ушел привычно в Поднебесье, он замер, сторожа сон столь удивительного жителя вверенного ему мира, и не заметил,
как сам уснул. И драконий сон, способ рассказать драконам правду о забытом, напомнил ему канун злополучного часа ссоры с братом.
«Мир Младших был негостеприимен к чужакам, осмелившимся потревожившим сон давно мертвого города. Надрывный ветер гнал белесые облака по линялому ночному небу. Луна то выглядывала из рваных лохмотьев укрывавших ее риз, то куталась обратно. Её мертвенный свет волнами заливал руины, на приливе выявляя уродливые остовы, а в отлив даря минуту забвения, позволяя мраку укрыт непогребенные кости Излаима.
Император далекой Тиволии протянул руку к своей императрице и отдернул: «Отчего Сильвия не плачет?», — пронеслось в голове. Пустым взглядом императрица смотрела на давно погибший Излаим, на слуг императора, выносивших сундуки из тайника архимагов, на разрушенную крипту, на подступивший к руинам лес.