Сердце степи. Полёт над степью

Глаза жгло алым снаружи и чем-то другим - изнутри. Руан стоял, глядя на потемневшее лицо Аслэга, и видел не его чёрные волосы над серым облаком дыма, а свою рыжеватую солому над медными локонами Илтэн десять лет назад. Неужели Аслэг…

Лента алой змеёй свернулась у складок чёрного халата.

- Я верю, что она поправится. Она поправится. Я привёз ей керме, и некоторые ещё не дозрели. Мы успели съесть только один. Я не могу отпустить её.

Руан сжал губы, но они предательски дрожали.

- Тебе всё равно придётся отпустить её, - тихо сказал он. - Она не останется здесь. Ты не привяжешь её красной лентой.

- О чём ты говоришь? - хрипло спросил Аслэг. - Ты знаешь, что она сделала? Она собой вытолкнула меня из-под летящей стрелы! Если бы не она, мне бы уже рыли курган, ты понимаешь это?!

- Я не знаю, почему она сделала это. Но это не даёт тебе прав на неё.

- Ты подарил её, забыл? - Аслэг вскинул бровь. - Ты что, хочешь поменяться обратно? После того, что ты сам оставил на шее своей лекарки, ты собираешься предложить мне обменять мою женщину обратно на твою?

Воспоминания обожгли. Руан чуть не застонал. Гамте! Будь проклят этот быуз!

- Она не принадлежит тебе, так же, как Аулун не принадлежит мне. - Осколки стекла и то были бы приятнее на языке, чем эти слова. - Нельзя удерживать…

Он осёкся: Аслэг встал, осторожно отпуская руку Камайи, и прошёл к своему столу, потом к Руану, и резко сунул ему в руки большую тетрадь в кожаной обложке.

- Я не отдам её тебе. Она принадлежит мне.

Руан покосился на него и открыл тетрадь. Её обложку он помнил - сам выбрал ей в дорогу именно эту, из толстой кожи. Кам начала вести записи в ней в Орте, и первые страницы густой вязью арнайского покрывали дорожные заметки о Фадо, потом, спустя месяц, судя по записи, служанка опрокинула дорожную чернильницу, и Камайя перешла на грифель. Вот и мелкие брызги на странице. Записи о востоке Фадо, о Харане, который с приближением к Халедану начал мрачнеть, потом об Алай и Туре. «Кусок собачьего афедасте с чрезмерным самомнением». Отличное первое впечатление. Руан хмыкнул, узнавая едкий насмешливый тон Кам, сквозивший между строк, но усмешка была печальной. На записи об Ул-хасе почерк изменился, буквы возмущённо вытягивались, будто отстраняясь от вони, а потом грустно измельчали, описывая тоскливое существование наложниц Бутрыма. Визит Йерин. Танец на пиру… Буквы и строки танцевали. Керме, пара строк о покоях Аслэга. «Думала, будет больно, но...», строчки про музыку, дым, про чудесную серую кобылу, ночную прогулку в степи и строительство города… О чём он говорит? Она даже не писала о нём. «Шу», - листал он страницы, - «шу». Стойбище, наглецы на торгу, нравоучения Йерин, которая пришла сделать выговор за неподобающее поведение, рассказы девушек про Тагата и его дружбу с Аслэгом, больные ноги какой-то дада, служанки и их сплетни, снова выговор от Йерин, запись о начале женского цикла, сопровождённая витиеватыми ругательствами в адрес Рикада на половину листа и планами жестокой мести, включающими его любимые громкие «штуки» и потаённые части тела блудливого сына скейлы.

Он перевернул страницу. Медовый керме в пальцах, как живой, и руки, пальцы в перстнях, штрихи, штрихи, линии, серые и чёрные на белом. Пряди волос, линия губ, изогнутая улыбкой, в грифельной крошке, запись о Нуун, и снова профиль, светлый на чёрных длинных штрихах волос, снова руки. Руан бросил отрывистый взгляд на Аслэга, который сидел на постели над Камайей. Аслэг, Аслэг, десятки страниц, заполненных зарисовками его пальцев, шеи и плеч, приподнятой брови, профиля, улыбки, керме в его руке. Вот он сидит на своей крупной чёрной кобыле, наклоняется к столу… Спит.

Потрясённый Руан стоял, сжимая кожаную обложку, смотрел на Аслэга, сидящего над Камайей, и на алую ленту на белизне простыни. Кам… Мысли и слова разбегались, лишь белое, белое, чёрное, серое и алое было перед глазами. Он подошёл к столу и положил тетрадь.

- Я не отдам её ни тебе, ни кому-то другому. Я стоял и мучил её, вызывая ревность, потому что не хотел верить, потому что был разгневан на неё и не понимал её. Она готова была убить из ревности, и могла убить взглядом, но через несколько мгновений не раздумывая бросилась закрыть собой моё сердце. - Аслэг сжимал её руку, будто хотел вытащить на свет из темноты, куда она погрузилась. - Она прятала эту тетрадь за войлочной стеной шатра после того, как я сказал, уезжая, что хочу выучить ваш старый язык. А теперь говори мне, какому делу она настолько предана, что не позволяла себе думать обо мне, когда её сердце и тело пылали, как и мои. Говори.

- Я туадэр.

- Учитель.