Сердце степи

- Я не помню днём… а ночью они приходят. Он сидит на лошади и приглаживает свои усы, а потом падает, падает, и хватает меня за ногу, а я падаю с ним…

- Прости, маленькая… Я привык к этому… Я был вне себя. Надо было как-то по-другому. Но у меня перед глазами было, как…

- Не надо, Харан. Пусть сон уйдёт. Сколько нам ещё до Улданмая?

- Нарыс говорит, там впереди в дневном переходе уже первые отары и табуны.

- Харан, мне нужна твоя помощь, - сказала Камайя снаружи.

- Сейчас. - Харан поцеловал Алай и встал, впуская в шатёр холодное дуновение Выы. - Что там?

- Мне не нравится, как заживает рана Рикада. Я говорила, что надо зашить, но…

Голоса удалялись, а Алай сидела, расчёсывая волосы, и, чтобы отвлечься от дурного сна, напевала песенку, которой научил её Рикад в один из предыдущих вечеров. «И слышать за спиною лишь скрип родных ворот...» Он рассказывал о Валдетомо, где он родился и провёл первые десять лет жизни, как о самом прекрасном месте в мире, а Харан чуть позже лишь пожал плечами на её вопрос, правда ли, что такие места существуют. «Все считают место, где прошло детство, хорошим. Если детство было счастливым», - сказал он, а потом помолчал немного и попросил не говорить с Камайей о её детстве. «Там страшно», - отвечал он на расспросы о Рети. - «Лучше поцелуй меня».

- Алай, подойди, - крикнул Харан, и она быстро сунула ноги в сапожки и выскочила, накидывая тёплый халат.

- Мне нужны травы, которыми у вас ускоряют заживление ран, - сказала Камайя, со встревоженным видом смачивая повязку водой, которую она кипятила и хранила потом в плотно заткнутой бутыли. - У него слишком долго заживает рана на бедре. Рик, почему ты не обрабатывал? Не дал зашить?

- Я молодой. На мне всё заживает, как на кошке! - Рикад старался говорить бодро, но видно было, что он слегка струхнул. - Это ведь пройдёт?

- Надеюсь. Иначе твои мысли и страсть сконцентрируются ещё больше, если ты уменьшишься на одну ногу.

Лицо Рикада резко приобрело серый оттенок, а в глазах заплескался страх.

- Вот никогда ты не слушаешь, - бормотала Камайя, капая на рану прозрачной жидкостью из другой бутыли, от которой шёл просто-таки оглушающий запах хмельного. - Говорила я, зашить надо! Обрабатывай, онса влек!

- Почему все гватре злые такие? - возмутился Рикад, судорожно вцепившись в войлок. - Ты даже не гватре, а всё равно злая, как дело касается моих царапин!

- Я съезжу в Адат, - торопливо сказала Алай, глядя, как покрывается злыми розовыми пятнами нежное, светлое, невозмутимое лицо Камайи. - Жена хаса Духэра знает травы, а ещё я поищу какую-нибудь эным…

- Две ладони в длину… Я сама виновата. Надо было попросить Харана скрутить и подержать тебя или подмешать тебе сонное зелье. И зашить, пока ты тихий, - раздалось за спиной, когда Алай садилась на Бус.

- Если ты сотворишь такое, клянусь, я отомщу тебе. Даже не вздумай…

Улануг сидела у порога шатра с маленьким сыном у груди и душераздирающе зевала.

- Здравствуй, хасум Алай, - сонно сказала она, и Алай вдруг почувствовала переполняющую её гордость за это звание. - Прости. Спать хочется. Младшие зубами мучились.

- Мать Даыл благословила тебя, - улыбнулась Алай, глядя на играющих в шатре малышей. - Хасум Улануг, мне травы нужны, которыми раны лечат. У меня только от кашля.

- Рикад?

- Да. Откуда знаешь?

- Хромал вчера. Сейчас принесу. - Она передала младенца Алай, ушла к повозке и вернулась с мешочком. - В Улданмае, говорят, теперь лекарей достаточно. Разросся он сильно. Чего теперь только нет.

- Мы давно там не были, - пожала плечами Алай. - Я не помню его. Да и на юге года три как не зимовали. Спасибо, хасум.

- Не за что. Если это не поможет — лекари там помогут, - улыбнулась Улануг, забирая малыша у Алай. - Молоко возьми… Девушки надоили.

Алай шла, обхватив двумя руками большую кадушку с молоком, а Бус брела позади. Плохо будет, если Рик охромеет, а уж если ноги лишится… Он вроде бы ничем не выделялся особо, ни ростом, ни впечатляющей силой, но девушки на него слетались прямо как осы на сахарный арбуз. Алай не раз силилась понять, что же они находят в нём, но безуспешно.

- Доброе утро.

Голос Сэгил вырвал её из размышлений. Молоко плеснуло вверх, но осталось в кадушке.

- Доброе утро. - Алай с вежливой улыбкой повернулась к Сэгил. - Здоровья ногам твоего коня.

- И твоего, - усмехнулась Сэгил, с лёгким презрением оглядывая Бус. - Так и не подарил тебе муж на свадьбу ни коня, ни серебра?

Алай слегка скрипнула зубами, но тут же застыла, не успев придумать достойный ответ на колкость Сэгил. В ушах той были серебряные серьги, очень, очень знакомые.

- Я пойду, - сдавленно сказала она, разворачиваясь в строну очага Хайар. - Молоко что-то скисать начало. Того и гляди, пропадёт…

Сэгил фыркнула ей вслед. Алай шла, и уши пылали от стыда. Она поставила кадушку под навес, накрыла тряпицей и поставила котелок с водой на очаг, потом села рядом, крутя в руках мешочек с травами, и попыталась выкинуть из головы позвякивание серебряных серёг в чужих ушах.