Сердце Стужи

В углу виднелась дверь, ведущая в ещё одно помещение – и откуда Унельму снова послышался неясный звук. А сразу вслед за ним его коснулось, будто ветром, явившимся из темноты, дуновением первобытного, животного ужаса.

– Рорри! – крикнул он. – Рорри Курт! Это я, Унельм. Унельм Гарт из отдела Олке. Я пришёл поговорить!

Никто не отвечал. Унельм пошёл вперёд, почему-то стараясь двигаться как можно тише – довольно глупо с учётом того, что ещё недавно он кричал.

Свет в следующей комнате горел ярче – и в кольце этого яркого, беспощадного света Ульм увидел Рорри Курта, висевшего посреди комнаты в верёвочной петле, прилаженной к крюку в потолке.

Рорри был ещё жив – его глаза двигались в глазницах, но как-то странно, плавно, невозмутимо, как будто задумчиво. Он медленно покачивался, тихонько шевеля пальцами на руках, как будто нимало не заботясь о том, что лицо его стало уже почти бордовым от прилива крови.

Не так в представлении Унельма должны были вести себя повешенные. Но главное – Рорри был жив, всё ещё жив.

Унельм бросился к нему, на ходу доставая нож. Бережно придерживая голову Рорри за волосы – иначе было никак, – перепилил верёвку подальше от узла.

Не трогать узел его учил Олке на одном из их многочисленных уроков. Узел многое мог сказать сыщику после – например, было ли самоубийство и в самом деле самоубийством, или только должно было казаться таковым?

Рорри был тяжёлым, куда более тяжёлым, чем Унельм ожидал – с трудом он медленно положил его на пол; голову – последней, мягко, осторожно.

– Давай. Давай…

Рорри смотрел мимо него – пустым, далёким взглядом человека, видевшего уже что-то такое, что недоступно было живым.

– Курт! Курт! Эй, посмотри на меня!

Кровь медленно отливала с лица Рорри, но он оставался тихим, безучастным – не хрипел, не дышал.

А потом он умер – тихо, спокойно закрыл глаза, будто уснул.

Унельм некоторое время сидел над ним, неосознанно вздрагивая всем телом. Вдруг он почувствовал, что слёзы текут у него по щекам – впервые кто-то вот так умер у него на руках, с тех пор как…

Он вспомнил другой день, и красные капли во мхе, похожие на кровь, и перемазанные соком пальцы, и белое, белое лицо с глазами, запрокинутыми в небо.

«Улли! Мы должны что-то сделать! Мы должны! Улли!..»

Он сморгнул слёзы, вытер лицо рукавом. Попробовал сделать Рорри массаж сердца, повдувал в его лёгкие воздух – он знал, чувствовал, что это не поможет, и всё равно честно пытался, уже зная, что пытается воскресить мертвеца.

Знал он и другое – Рорри Курт был мертвецом ещё до того, как сердце его остановилось, а последнее дыхание навсегда растворилось в воздухе у самым губ.

Его смерть была такой же неправильной, как смерть препаратора, напавшего на Унельма в тёмном переулке Нижнего города.

Следовало вызвать подмогу, сразу же, сейчас, но Унельм медлил. Он поднялся, машинально отряхнул колени от каких-то ошмётков с пола.

Унельм знал, что не найдёт предсмертной записки, и не нашёл. Он обшарил каждый угол – пусто, а ведь такие вещи всегда оставляют на виду.

Он искал чего угодно – обрывка записей, дневника, зловещей коллекции трофеев… Кругом были только запустение, мусор и мрак.

– Магнус, – прошептал Унельм тихо. – Магнус.

Это Магнус, любезно улыбаясь, протянул ему все нити, которые должны были вывести его на Строма. Магнус якобы в знак жеста доброй воли дал ему в руки «следопыта», уже точно зная, что он решит использовать его, чтобы проследить за ястребом.

Кем был этот человек, возникший из ниоткуда в приюте, преданном вскоре после этого огню, пожравшему все следы? Как он мог привести Строма на место преступления, заставить стоять над телом убитого юноши, словно дожидаясь прибытия Унельма? Как мог использовать Рорри?

Должно быть, об этом Унельм мог бы узнать подробнее – если бы, конечно, застал Курта живым.

Подозрение, нелепое, дикое, перерастало в уверенность и снежным комом катилось, подпрыгивая, под откос с горы – теперь не остановить.

Если Магнус использовал Рорри, каким-то образом убивал всех этих людей его руками, то теперь, посадив в крепость Строма, он мог и даже намеревался его устранить. Рорри не должен был поведать его секреты – никому и никогда, не должен был поведать, как именно с помощью Магнуса совершал все эти убийства так неуловимо и безжалостно.

Уже машинально Ульм продолжал искать – отодвигать столы и стулья, заглядывать под полуистлевшие салфетки, как будто приросшие к столешнице или полу… И под одной из них нашёл листок, исписанный инициалами. Теми самыми инициалами, которые видел пару раз нацарапанными на стволах деревьев в подлеске у самого Ильмора. Туда вместо школы частенько прибегали мальчишки постарше и, хвастаясь друг перед другом своей пьянящей смелостью, вырезали на коре имена бесчисленных Хельн, Малий, Велен…

«М. Л.».

Миссе Луми.

И чуть ниже – «М. Курт».

Под листком обнаружился набросок – неловкий, но старательный портрет. Унельм узнал робкий взгляд Миссе, нежность её лица. К рисунку была приколота ленточка, расшитая перьями и бисером – одна из десятков ленточек, которыми Луми украшала волосы и запястья.