Сердце Стужи

– Что там? – Её беспечность была заразительна, и Унельм с трудом поборол искушение оставить свой пост.

– Письма… она переписывалась с молодыми диннами. Наследниками… Что бы об этом сказал её муж, а? – Прядь выбилась из причёски и упала Омилии на лоб; она сердито сдула её с лица.

– Ты говорила, она занимаетеся политикой. Может, в этом и дело?

– Да, точно. Ты прав. – Омилия торопливо пробегала взглядом одно письмо за другим.

С их уходом на столе останется полный кавардак – заметит ли Адела? Судя по тому, что успел увидеть Ульм, заходя, хозяйка комнаты и сама не придерживалась особого порядка в бумагах.

– Она писала Уллеми, Рэлли, Дамсону… Кажется, хотела их поддержки на советах… Неудивительно. Их взгляды… Мать говорит, над этими домами хорошо бы «поработать». Обычно это значит, что динны в них для её целей не годятся.

– Её целей?

Плечи Омилии дёрнулись, как от холода.

– Единая и несокрушимая Кьертания во льдах, как это было веками. Прочный союз Химмельнов и храмов… Препараторы под жёстким контролем… И чем меньше контактов с чужеземцами – не считая зарабатывания на них денег, разумеется, – тем лучше.

– Звучит весело.

– А то. Моя мать знает толк в веселье. – Омилия всё ещё перебирала письма и тубусы, вперемешку лежавшие на столе. – Смотри-ка… Аллеми, Веллеси и Рамсону она тоже писала.

Запах крови. Вырванные глаза. Эрик Стром, молча ожидающий, пока охранители закуют его в цепи…

Ульм вздрогнул.

– Что именно?

– Я не знаю. Её письма им вернулись запечатанными. Одно, два, три… Она писала им несколько раз. Дьяволы… – Омилия с досадой стукнула кулачком по столу. – Если мы распечатаем тубусы, она точно заметит, что кто-то рылся в её вещах.

– По мне, так об этом можно уже не особенно беспокоиться.

Омилия улыбнулась, но вид у неё был немного уязвлённый.

– Я всё разложу как было.

– Мне кажется, кто-то идёт, так что, может, сейчас подходящее время этим заняться? – В конце коридора и вправду мелькнули тени, и до Ульма донёсся женский смех. Далеко, дальше – кто бы это ни был, они уже ушли, и всё же за ними могли явиться другие.

Им с Омилией везло слишком долго – что будет, если их застанут в пустой комнате вдвоём?

Это могло быть опасно и для самой Омилии – но она об этом будто вовсе не думала.

Её глаза возбуждённо блестели, пока она, стоя к двери вполоборота, приводила бумаги динны в порядок, и Унельм залюбовался ею.

Смелая, безрассудная – ему нравилось думать, что и он тоже делал её такой.

– Тут ещё кое-что!.. Секунду… – Омилия ахнула. – Что-то вроде… программы? Кажется, она собиралась опять выступать на совете, но потом начались убийства, и на советах обсуждали только их… Любопытно… Всё, всё, иду!

Унельм снова взялся за замок – запереть его с помощью многострадальной шпильки оказалось куда труднее, чем взломать, но в конце концов что-то в недрах механизма с щелчком встало на место.

– Есть! – Омилия только что не приплясывала рядом с ним. Унельм едва не наступил на её подол, растерявший всякие остатки белоснежности.

– Вернёмся в сад? Там было тихо.

– Да, давай.

На ходу он не удержался, поймал её руку, стянул с неё перчатку. Их пальцы переплелись.

Здорово было идти рядом с ней, держать её за руку – и на миг ему ужасно захотелось промолчать и о Магнусе, и о Строме.

Широкая мраморная скамья у фонтана всё ещё была пуста. Омилия села рядом с Унельмом, прильнула, уронила голову ему на плечо. До сих пор она не вела себя рядом с ним так смело… нет, не смело. Так, будто рядом с ним она чувствовала себя дома. Будто он и был её домом.

– Я скучала, фокусник, – шепнула она. – И знаешь… здорово, когда есть кому поучаствовать в твоих идиотских затеях.

– Надеюсь, всё было не напрасно.

– Точно нет. – Она задумчиво теребила зацепку на юбке, расшитую прозрачными кристаллами. – Я пока не до конца понимаю… Ладно, честно говоря, я ничего не понимаю. Адела скрывает от меня что-то, что ей удалось узнать про Магнуса. При этом все эти письма подтверждают: они точно не друзья. Она искала союзников, чтобы снова выступить против него…

– Какое совпадение, так?

– Да… – Омилия потянула за нитку, и безупречный рисунок вышивки распался, а один из кристаллов скатился по юбке и запрыгал по земле. – Это так. Я об этом ещё подумаю… Может ли это быть связано с убийствами?

– Олке говорит, что искушение привязать к делу каждую мелочь всегда велико, но… благородная динна, которая не вылезает из библиотеки? Думаешь, она могла быть соучастницей в убийствах?

– Нет, конечно… – Омилия оставила наконец юбку в покое и снова взяла его за руку. – И всё-таки это стоит запомнить. Кстати, об убийствах… Я хотела поговорить с тобой об Эрике Строме. Я слышала, он под подозрением…

Он знал, что они должны поговорить о нём, – и всё же сердце Унельма упало.

– …Ульм, я ведь знаю его, – она запнулась, и кончик носа у неё покраснел. – Он – сложный человек, но он не убийца. Я в этом уверена.

– Ну, мне тоже есть что сказать об этом, – пробормотал он. – Но, боюсь, всё это тебе не понравится.