Сердце Стужи

Мысли путались. Он чувствовал каждую жилу в теле – пустую, гудящую, изнывающую. Мышцы вокруг каждого изпрепаратов сводило, резало, кололо. Он знал, что ещё владеет своим телом достаточно, чтобы закончить всё это, – но хотел дождаться встречи со Стужей.

Эрик подумал о матери – она бы, наверное, хотела, чтобы он боролся до последнего, – и задышал размеренно и ровно.

Унельм. Маскарад

Первый месяц 725 г. от начала Стужи

В усадьбе Рамрика Ассели шумел маскарад. Деревья в саду были украшены зелёными и синими лентами – в честь хозяев и пресветлой гостьи.

Унельм позаботился о костюме заранее, в день, когда Омилия прислала ему письмо.

Стром и Рорри занимали все его мысли, поэтому он купил первую же попавшуюся маску – клыкастый орм скалит зубы над крыльями из золотистых чешуйчатых лент. Наряд довершил пёстрый плащ, зелёно-жёлтый, тоже чешуйчатый.

Всё это в одном из магазинов Сердца города обошлось Ульму в небольшое состояние, на которое, наверное, можно было бы месяцами кутить в Нижнем городе… Но сейчас и это его не особенно трогало.

Он решил окончательно. Раз Олке ему не поможет, придётся идти к Совету Десяти, сделать всё, что от него зависит, чтобы помочь Строму. Завтра же – время ещё есть, – но сперва он расскажет Омилии обо всём… Стоило сделать это давным-давно.

Вместе с письмом Ведела передала ему приглашение на маскарад. Всё честь по чести, и тонкая душистая бумага, и герб владетелей, оттиснутый на воске… И всё равно, вручая его стражу на въезде в усадьбу, Унельм не мог отделаться от ощущения, что этот человек в бархатной ливрее вот-вот брезгливо сморщится, фыркнет, и не помогут ни костюм, ни взятая внаём повозка, запряжённая оленями.

Интересно, когда его лишат наградных, потребуют ли от него возместить всё, что он уже потратил?

Если да – плохо дело.

«Это ещё кто? Гоните прочь этого самозванца!»

Ничего такого не случилось. Страж с поклоном попросил позволения убедиться в том, что у господина нет оружия… И Ульм ступил под сень деревьев усадьбы Ассели. Этот диковатый парк понравился ему даже больше дворцового. Он напоминал о лесе, о доме – и хотя Унельм почти никогда не скучал по Ильмору, это напоминание было приятно.

Фонарики мерцали в лесном полумраке, как слуги Снежной девы с потемневших от времени картинок на стенах ильморской школы. Лёгкие колокольчики звенели в ветвях. Тут и там смеялись, пели, целовались, хихикали. Где-то вдалеке играла музыка, лились рекой пунш и снисс, шумела вода в фонтанах, чьи высокие струны были подсвечены синим и зелёным.

Унельм шёл в глубь сада наугад – к видневшейся вдалеке крыше усадьбы. Омилия назначила ему встречу у фонтана за ней, и он старался идти уверенно, как свой человек в усадьбе.

То и дело он натыкался на гуляющих.

Группа молодых диннов в масках шумно спорила, пока слуги расторопно подливали им пунш.

– Всех препараторов давно пора было взять под более жёсткий контроль! Мы все увидели наконец, к чему ведёт их особое положение, их безнаказанность…

– Хотите, чтобы потом таких, как Стром, стало больше?! Казнить? Да казнить его мало…

– Господа, вы стоите здесь благодаря Строму и таким, как он. Вся наша государственность построена на эксплуатации препараторов. Суда всё ещё не было, и…

– Рэлли, послушать тебя, так препараторы непогрешимы. «Эксплуатация, эксплуатация»… Модное чужеземное словечко. У Кьертании – свой, особый путь…

Унельм двинулся дальше.

Хмельная полная женщина в костюме эвеньевой феи дёрнула его за крыло и предложила прогуляться; толпа подростков в масках снитиров обступила, требуя, чтобы он немедленно выпил с ними пунша, невысокий старик без маски, но в шляпе с полосатой тульей, заявил, что Унельм, судя по сапогам, – его старый знакомый, Энри, и он не успокоится, пока не рассчитается с ним за ту самую партию в тавлы…

Унельм уворачивался, раскланивался, улыбался, прятался в толпе – и наконец достиг фонтана, надёжно укрытого деревьями от посторонних глаз.

Сердце колотилось как бешеное – в тот миг ему плевать было на Магнуса, Олке, даже Строма. Он давно не видел Мил, а теперь увидит. Он не задавался вопросом о том, как и почему это вышло, – просто плавал в блаженстве, как в бадье с горячей водой – чудо из чудес – посреди холода злейшей зимы.

Фонтан из белого мрамора – какие-то обнажённые женщины, олени, хаары, парящие над сплетением колючего кустарника…

Он сразу различил тонкую фигурку у дальней стены, и у него сжалось сердце. Она была одета Снежной девой – смелый наряд, которого остереглась бы, наверное, любая обыкновенная девушка, из опасений разозлить храмовых служителей… Но Омилия не была обыкновенной девушкой.