Гибель Горре была снегом, готовым в любой момент сойти с горы лавиной. Будь среди нас лидер, желавший разжечь недовольство препараторов сильнее прежнего, Горре стал бы мучеником.
Но большинство препараторов поверили, что добились своего, а остальные не были готовы делать решительных шагов прямо сейчас… И Горре стал случайной жертвой.
С тех пор я всегда обходила тот переулок, будто тело художника всё ещё было там.
Я слышала, что многие стали приносить остролисты – любимые цветы Горре – на место его гибели, и что охранители время от времени убирали их… но сама не пришла ни разу.
Не участием в забастовке – игрой с Белым мотыльком я добилась своего… и больше не хотела лезть на рожон.
Не теперь, когда Стром свободен, а Сердце Стужи – так близко.
– Позаботься о нём, – сказал Барт, провожая меня до двери. – Его членство в Совете Десяти приостановлено – мальчик будет в ярости, когда узнает… Но с этим, боюсь, ничего не поделаешь. Слишком много грешков Эрика всплыло, пока Олке под него копал. К счастью, мелких грешков… О больших Олке только догадывается.
Мне хотелось спросить об увиденном в ангаре, но я промолчала.
– У отдела ничего не выйдет, – твёрдо добавил Барт. – Он ничего больше не найдёт. Мы об этом позаботимся. Но Эрик доставил им слишком много хлопот… это не могло остаться совсем без последствий. Думаю, мы легко отделались.
«Ничего не изменилось, – хотела сказать я. – Вы не добились ничего. Даже Строма освободили только благодаря мне. Забастовка ничего не изменила… Мир остался таким же несправедливым, каким был всегда».
Но, само собой, я ничего не сказала.
Я сама не была бы готова идти до конца – так как могла требовать этого от других?
И всё же с того самого дня, как я увидела Горре лежавшим там, в переулке, с его удивительной головой, проломленной самым обычным камнем, что-то новое поселилось во мне.
Желание Эрика Строма, ставшее и моим желанием, было теперь куда более личным, чем прежде…
И, думая о встрече с Эриком, о предстоящем нам новом походе за Сердцем Стужи, я трепетала от нетерпения и страха.
Впрочем, не только они заставляли меня трепетать.
Спустя несколько дней Эрик Стром всё ещё не вернулся домой, и вечерами я тихо сходила с ума от беспокойства, сидя у камина с одной из его книг и по нескольку раз перечитывая одну и ту же страницу.
Тогда же я обнаружила новые чёрные следы от эликсиров под собственной кожей. Особенно заметными они оказались на груди, руках и ногах. Я долго разглядывала себя в зеркале, привыкая к очередной новой черте в облике. Я не знала, удастся ли убрать их в процессе реабилитации – о таких вещах препараторы быстро привыкают не думать.
Я перемыла всю посуду, дважды протёрла полы, вычистила камин – всё это не уменьшило тревогу. Я не послушалась ястреба – и вряд ли для Строма послужит оправданием то, что я спасла ему жизнь.
Забастовка завершилась. Я вернулась в центр. Кропари и охотники, не покидавшие рабочих мест, посматривали на меня косо – а может, мне это только казалось.
В отсутствие Эрика мне приходилось участвовать в коллективных охотах в составе групп на слое Мира, и, кажется, наставник мог бы мной гордиться. Я была точной, собранной, быстрой. Здесь я не думала о косых взглядах или Строме. Здесь, как и всегда, не было места ничему, кроме Стужи.
Как ни странно, здоровье Строма меня не тревожило. Я так привыкла видеть его сильным, несгибаемым – казалось, всё ему нипочём – что даже такое долгое пребывание под опекой кропарей меня не смутило.
И в самом деле, когда очередным вечером – на город опускался необычайно яркий, оранжевый закат – входная дверь наконец открылась, и я безошибочно узнала звук его шагов, Стром выглядел точно так же, как всегда. Разве что заметная темнота под глазами выдавала, что ещё недавно он был нездоров.
Он был одет просто – на чёрном плаще больше не было знака Десяти, заключённого в круг. Я заметила, что кожа вокруг разъёма у него воспалилась, а следы от эликсиров на руках казались чернее обычного.
Не поздоровавшись со мной, он подбросил дров в камин и сел за стол. Я подошла, чтобы налить ему чай, и он поморщился, когда я случайно задела его руку своей.
Раньше меня бы это задело, но теперь я разозлилась.
– Я думала, ты будешь рад меня видеть.
– Я рад тебя видеть. И именно поэтому молчу. Ведь то, что я скажу, может тебе не понравиться, Хальсон.
Как я и думала – будто и не было Каделы, забастовки, смертного приговора, пещеры, поцелуев… с Эриком Стромом было не угадать, в какой момент придётся начинать всё заново.
– Я вся внимание.
– Уверена? Очень хорошо. – Он отставил чашку, и я заметила, что его пальцы подрагивают. Возможно, в Каделе ему досталось больше, чем я думала. – Ты нарушила приказ. Опять. А ведь я выражался предельно точно, Иде.
– Ты мог умереть…
– Это моё дело. Я знал риски, я принял решение…