Сердце того, что было утеряно

– Наш дозорный отряд нашел возвышенность, откуда можно вести наблюдение, мой лорд. Мы осматриваем большую территорию за этой стеной. Видим все пространство до их проклятой горы. Если бы норны послали подкрепление, мы бы заметили его задолго до приближения к башне. Еще чуть дальше, мой лорд.

Изгримнур оглянулся через плечо и посмотрел на всадников, медленно поднимавшихся по узкому проходу между скалами. Ближайшим был Слудиг, следовавший за ним, как верный пес. Чуть позади ехали скоггейцы Бриндура, люди Вигри из Элвритсхолла, а далее виднелись колонны пеших солдат. У него, по крайней мере, осталось две тысячи крепких воинов. Стоило ли вести такую небольшую армию в запретные земли норнов, надеясь выйти из них без больших потерь?

«Это не важно, – подумал Изгримнур. – Нужно расправиться со всеми фейри, чтобы потом они не угрожали нашим землям. Если удастся уничтожить их, это сделает потери достойными, сколько бы нас ни полегло». Он подумал о своей жене Гутрун, ожидавшей его не в Элвритсхолле, а дальше к югу – в опустошенном Хейхолте. Герцог знал, она сейчас ухаживала за ранеными мужчинами и женщинами, заботилась о них, а новые король и королева нуждались в ее советах и мудрости. По крайней мере, ей было чем отвлечь себя от мыслей о потерянном сыне. Сам же Изгримнур проводил без сна слишком много ночей под этим холодным звездным небом. Истерзанный душевной болью, он постоянно размышлял о разных комбинациях событий, которые позволили бы ему победить врагов без гибели его сына – прекрасного Изорна.

«Войны никогда не заканчиваются, – внезапно подумал он. – Они превращаются в истории, которые потом рассказывают детям. Они становятся причинами и следствиями даже для тех, кто не был рожден, когда начинались эти войны. Они никогда не заканчиваются. Люди – свирепая раса. За месть мы готовы отдать свои мимолетные жизни. Нет, не за месть. За справедливость. Неудивительно, что бессмертные боятся нас».

* * *

Крутая тропа, повторяя изгиб прохода, сворачивала в сторону. Когда они обогнули массивный утес, перед Изгримнуром открылся весь путь к вершине – к темнеющему небу и огромной стене, окружавшей земли норнов. Каменная преграда высотой в тридцать эллсов полностью перекрывала северную часть прохода Скогги. Она была сделана из чудовищно больших черных плит, уложенных друг на друга почти без зазоров. Казалось, что ее возвели какие-то гигантские каменотесы.

Дорога вела к середине преграды и упиралась в ворота, заваленные внушительными камнями. Над ними возвышалась башня, которая округло выдавалась из стены. На взгляд Изгримнура, она выглядела строго пропорциональной, но ее венец был самым странным из всех, которые он когда-либо видел. Вершину башни украшали три клювоподобных выступа: средний указывал вперед, два других располагались под углом в обе стороны, и каждый из них выпирал на десять локтей от края стены. Герцог подумал, что башня походила скорее на какое-то огромное оружие, чем на обычное здание, – на боевую булаву для гиганта ростом с небо.

– Благая Элисия! – прошептал он. – Мать милосердия!

Слудиг, скачущий позади Изгримнура, натянул поводья. На его лице появилась кислая гримаса, словно он, укусив яблоко, обнаружил там половину извивавшегося червяка.

– Какое злое место!

Другой голос сказал:

– Зло содержится в поступках смертных… и бессмертных. А любое место остается просто местом.

Аямину, женщина-ситха, подъехала к ним на своем грациозном скакуне. Ее конь, несмотря на кажущуюся хрупкость, не имел проблем ни с холодом, ни с крутыми подъемами. По выносливости и силе он превосходил риммерских жеребцов, выращенных в холодных северных краях.

– Когда-то это был кусок земли, ничем не отличавшийся от других территорий.

– Эта мерзость имеет название? – спросил Изгримнур.

– Мерзость?

Она сделала один из редких демонстративных жестов, который у ситхов означал пожатие плечами.

– Перед нами возвышается Башня Трех Воронов. Конечно, вы видите эти клювы. Они позволяют защитникам лить горящую смолу, сбрасывать камни и другие неприятные предметы на каждого, кто попытается взять стену приступом.

За ту неделю, которую они провели в погоне за норнами, Изгримнур так и не изменил своего отношения к компании женщины-ситхи. По его личному мнению, все встреченные им ситхи были непонятными созданиями: они не шли ни на какие договоренности и раздражали своим безразличием к сородичам-убийцам. Но если бессмертные Джирики и Адиту нервировали герцога, а их мать Ликимея почти доводила его до бешенства, то Аямину делала эту троицу приятным милым обществом. Сопровождая его армию, она иногда предоставляла важную и полезную информацию, однако большую часть времени вообще не интересовалась поступками смертных. Ситху не заботило, сколько их погибло; совершенно не волновало, настигнут ли они норнов – врагов, которые принесли ее народу так же много бед, как и сородичам Изгримнура. Герцог часто думал, что она была шпионкой в его свите, но люди, которых он приставил наблюдать за ней, не находили доказательств ее возможных вероломных действий.