Сердце того, что было утеряно

Солнце, так неестественно долго сиявшее на небосклоне этого северного края, наконец исчезло, хотя до полуночи оставалось совсем мало времени. Бивуачные костры на каждой стороне каньона располагались под защитой толстых, покрытых снегом сосен – это делало их недосягаемыми даже для самых дальних выстрелов из луков с отвесных стен прохода. Натянув поводья, Порто бросил быстрый взгляд на башню с тремя клювами, которая возвышалась на фоне пурпурно-синего неба, как некий страшный языческий идол из первобытной эры, когда Рансомер еще не был послан человечеству.

– Пошли, парень, – сказал он товарищу, намеренно поворачивая его спиной к башне. – Мы же не хотим остаться без ужина. Признаюсь честно, я проголодался.

Последнюю часть подъема к лагерю Порто все время был вынужден смотреть на эту зловещую конструкцию, поэтому теперь, вопреки своим словам, обращенным к Эндри, он хотел не столько еды и питья, сколько места, где не было бы видно башни – до той поры, пока ночь не скроет ее от их глаз. Ему казалось, что она наблюдала за ним. Порто даже находил возможным, что ее забавляло их тщедушие и уязвимость к смерти.

Когда они нашли костер и получили из кухарского горшка последние остывшие куски тушеного мяса, Эндри внезапно вскинул голову.

– Порто?

– Что, парень?

– Я не помню путь к нашему городу.

– О чем ты говоришь?

– Я не помню тех дорог, по которым мы ехали. Забыл, как мы добирались сюда. Я не смогу найти путь домой. Не оставляй меня.

Порто посмотрел на других солдат, сидевших вокруг костра, – наемников из Наббана и Пердруина и костлявого, с крепкими мышцами ветерана эркинландской армии Джошуа. Он не знал, как эти люди отнесутся к словам его товарища. Но никто даже не оторвал взгляда от своей чашки.

– Что ты так разволновался? – тихо спросил Порто. – Я не собираюсь оставлять тебя, парень. Обещаю.

– Я не помню дорогу домой. Ты же знаешь мою часть города? Ты бывал у нас в Гавани? Я знаю, что бывал.

Порто покачал головой.

– Ты спрашиваешь, бывал ли я там? – ответил он, стараясь шуткой вывести молодого человека из унылого состояния. – Я уже многие годы пытаюсь избавиться от тех ужасных воспоминаний. Наверное, все святые забыли о Гавани. Абсолютно никчемное место. Особенно в сравнении со Скалами.

– Не говори так, Порто.

Эндри смотрел на него, как побитая собака. Мерцавший свет костра и его глаза, выдававшие паническое настроение, придавали выражению юноши еще более мрачные черты.

– Я не хочу твоих шуток. Обещай мне, что, когда все закончится, ты покажешь мне дорогу домой.

– Мы поедем вместе, дружище.

Порто старался сохранять легкомысленный тон, но был почти сломлен этими темными пугающими землями и обезумевшим от страха Эндри. Иногда он думал, что, если бы ему не нужно было присматривать за парнем, перед ним открылись бы новые возможности. Он мог бы дезертировать из армии и направиться на юг, пусть даже рискуя наткнуться на волков, гигантов и других опасных существ.

– Мы все вернемся домой: и ты, и я, и эти парни. Старый герцог поведет нас обратно в наши края. А люди будут стоять вдоль дорог и выкрикивать приветствия. Они будут кричать: «Вот те, кто победил проклятых норнов!» И тебе не придется выспрашивать путь к нашему городу. Нас понесут туда на руках. Там соберутся все! Люди из Гавани и со Скал. Мои жена и сын! И все они будут встречать нас, как героев.

Эндри долгое время смотрел на него, не произнося ни слова. На его лице застыла диковатая гримаса недоверия. Вокруг шеи был повязан красно-белый шарф «портовиков», запачканный грязью и усыпанный сосновыми иголками. Молодой солдат приподнял руку, коснулся плеча Порто, и черты его лица смягчились. Глаза замигали, удерживая подступавшие слезы.

– Конечно, – сказал он. – Все так и будет. Спасибо. Ты настоящий друг.

– Если я твой настоящий друг, то почему ты держишь мех с вином на своем колене, пока мое горло сохнет от жажды? Давай-ка его сюда.

Эндри передал мех, и Порто сделал глоток. Вино было кислым и сильно отдавало дубовой бочкой – одной из последних маленьких бочек, которые армия загрузила на северной винодельне истрианских братьев. Однако в тот момент в вине присутствовало все, что он хотел. Оно имело вкус надежды. Оно имело вкус дома.

* * *

После того как хикеда’я достигли Башни Трех Воронов, Вийеки почувствовал себя почти в полной безопасности. Он знал, что это было глупым отношением к событиям, – на самом деле, к тому времени серьезная опасность угрожала не только ему, но и всему его народу. Если не произойдет какого-то великого чуда, армия смертных проследует за ними до Наккиги, захватит их последний уцелевший город и уничтожит все его население, убивая мужчин, детей и женщин, словно мелких паразитов. Тем не менее при всем понимании возможных ужасов он чувствовал себя лучше, чем в тот момент, когда Король Бурь пал и великая башня в Эркинланде разрушилась, оставив после себя облако пыли и мерцание магических огней, – когда хикеда’я лишились надежды вновь объявить эту землю своей.