Сердце убийцы

— Вот и шел бы к Пауку. Шер-зеро, шесть веков бесценного опыта, что тебе еще-то.

— Связываться с кем-то из семейства Тхемши? Упаси Светлая! Уж лучше ты, с тобой я давно знаком…

— Ты так уверен в том, что я — тот самый Ястреб? — внезапно для самого себя задал Роне вопрос, интересовавший его вот уже… давно, короче, интересовавший.

Ману снова рассмеялся, но на этот раз совсем иначе. Теплее, что ли.

— Уж поверь, своего лучшего друга я ни с кем не перепутаю, Ястреб. Даже если ты побывал в Ургаше и все забыл. Как был упрямым бараном, двинутым на науке, таким и остался. И в любви ведешь себя так же — как ишак с колючкой под хвостом. Вот объясни мне, какого шиса ты сам ненавидишь Шуалейду? Ведь она ничего плохого тебе не сделала. И не сжимай кулаки, драться тут не с кем.

— Просто заткнись, — вытолкнул Роне сквозь сжатые губы и усилием воли расслабился, успокоил взметнувшиеся вокруг него потоки тьмы.

— Ну нет. Я и так долго молчал, все надеялся, что сам поумнеешь. Но как-то ты не торопишься, ворона ты ощипанная.

— Сам ты камбала одноглазая, — огрызнулся Роне, сам не понимая, откуда эта камбала взялась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О, не так уж и все ты забыл, — донельзя довольно отозвался Ману. — Помнится, впервые ты назвал меня так в первую встречу. Ох и славно же мы подрались…

— Надеюсь, я начистил твою самодовольную рожу.

— Еще как… Хорошее было время… Но ты не увиливай, Ястреб. Покажи мне, что же случилось на самом деле.

— Не хочу.

— Ясное дело, что не хочешь. Но ты же не станешь заставлять меня взламывать твой рассудок? Его и так слишком мало.

— Ты!.. — Роне от возмущения забыл о головной боли и вскочил, но тут же рухнул обратно на постель, схватившись за виски. — Чтоб ты сдох, килька тухлая.

— Уже, Ястреб, уже. Так рассказывай. Сам знаешь, я не отстану.

— Пиявка.

— Угу. Пиявка. Ну?

— Что ну? Нечего тут рассказывать. Явилась глупая девчонка и чуть не убила нас обоих. Кто ее заставлял лезть, а? Идиотка! Ослица! Ты хоть представляешь, что она творит с потоками, тюлька ты в томате?!

— Ну так, отдаленно, — покивал Ману. — Так что именно она натворила, Ястреб? Не считая того, что изо всех сил пыталась спасти вашего любовника и фактически продалась за него в рабство к полоумному Брайнону.

— Вот-вот. Более идиотской торговли я в жизни не видел! Попасться в столь примитивную ловушку! И не думай, что мне ее жаль, сама дура!

— Так что там с потоками, Ястреб? И не ори, как в задницу клюнутый ишак, а расскажи и покажи.

— Да подавись ты, — обессиленно выдохнул Роне и впустил Ману в собственные воспоминания.

Смутные, рваные, полные боли, гнева и ужаса — не за себя, сам-то он к тому моменту уже один раз умер. За Дайма. За возлюбленного, которого он почти спас. Безумным, отчаянным порывом связал их в одно целое, каким-то чудом сумел обойти созданные лучшими умами империи стихийные блокаторы, и всерьез рассчитывал обмануть мнимой смертью Дюбрайна не только его сумасшедшего брата, но и проклятую печать Верности. Ведь первая смерть уже ослабила ее, а вторая должна была уничтожить окончательно.

И тут, в самый ответственный момент, вмешалась Шуалейда со своими проклятыми эмоциями и перекорежила всю тончайшую вязь потоков к екаям рогатым! Эта идиотка поверила, что Роне по приказу кронпринца убьет Дайма, что запорет его насмерть! Нет, чтобы рассмотреть внимательно потоки! Да хоть подумать, почему разорвана ее ментальная связь и с Даймом, и с Роне, и почему Роне не может произнести ничего, кроме «да, сир» и «слушаюсь, сир»! Вместо этого идиотка так крепко поверила своим страхам, что иллюзия стала реальностью! И все усилия Роне едва не пошли прахом, их связь с Даймом вместо того, чтобы спасать Дайма — убивала Роне! Его собственный дар утекал вместе с кровью Дюбрайна, и даже то, что Роне брал себе большую часть его ран и боли, не спасало…

Да что там. Вся энергетическая система Роне пошла вразнос, он так и не смог восстановиться. Из-за этой упрямой ослицы Роне завис на грани между жизнью и смертью, из-за нее вынужден был вынуть из своей груди сердце Дайма и заменить его на артефакт! Да одни только незаживающие шрамы от кнута чего стоят!

Разве можно это забыть или простить? Да она!..

— Успокойся, Ястреб. — Холодная ладонь Ману снова легла ему на лоб, и бурлящие эмоции притихли, улеглись, оставив после себя пустоту. — Успокойся и подумай головой. Ты ж ее пока не потерял, нет?

— Да иди ты…

— Спасибо, я там уже был. И все же, друг мой с ученой степенью, где твое научное мышление? Где рациональный подход? Эмоции и снова эмоции.

— Ты удовлетворил любопытство, Ману, а теперь оставь меня в покое.

— Оставить тебя маяться дурью, ты хочешь сказать. Роне, признайся уже, что ты ненавидишь ее только потому, что не можешь простить себя.

— Не могу. Доволен?

— Нет. Не доволен. Ты подыхаешь не потому что Шуалейда такая дрянь, а потому что убиваешь себя сам. Наказываешь за ошибки. Ты сам себе палач, Рональд шер Бастерхази.