Сердце убийцы

Не слушая самонадеянное «это пройдет, малышка», она пошла прочь. Он ждет ее сегодня ночью в башне Рассвета? Пусть ждет. Она не придет. Он считает, что она не справится сама? Пусть мечтает. Она справится. Она — Суардис.

Ей некуда деваться.

20 день ласточек, Риль Суардис

Энрике шер Герашан

— Меня тошнит от тебя! — выкрикнула Шуалейда и побежала прочь.

Энрике сокрушенно покачал головой: все еще хуже, чем он боялся.

Подслушанный разговор многое прояснил. И еще больше запутал. Не то чтобы Энрике не видел, что Бастерхази нарезает круги вокруг Шуалейды, это-то как раз очевидно. Но «вернешься в мою постель»… Хм… Вот это звучит очень плохо. И то, что Бастерхази называет полковника Дюбрайна по имени — очень странно. Пятнадцать лет позиционной войны, интриг, пакостей и соперничества за Ристану, и вот тебе раз. «Дайм» сказано таким тоном, что…

Энрике не стал противиться искушению снова заглянуть в зеркало, настроенное на серебряную безделушку в сорочьем гнезде. Очень удачно расположенное гнездо, как раз над прибрежной полянкой, где любит сидеть Шуалейда. Иногда с книгой, иногда с проволокой и бусинами, иногда так просто. Но всегда одна. Она даже Бален не звала с собой на эту полянку, заросшую солнечными ромашками и звездными фиалками…

Ромашками и фиалками.

Ширхаб его нюхай, как он мог быть таким идиотом? Ромашки и фиалки растут вместе только в одном-единственном случае…

— Да-айм… — раздалось глухое и хриплое. — Дайм, мой свет… Я не знаю, как… не могу больше… Да-айм! Вернись, пожалуйста, мой свет…

Там, в зеркале, темный шер Бастерхази кричал — нет, стонал и рыдал — в небо, жмурясь от слез и сжимая в руках не вянущие солнечные ромашки. А те ластились к нему лепестками, светились, словно желая утешить.

Но он не замечал.

Энрике поморщился, отгораживаясь от хлещущего из зеркала отчаяния пополам с болью.

Странные шутки шутят Двуединые. Вроде бы темный шер мучается, страдает и плачет, и явно не первый день. Вроде бы Бален отомщена. Но…

Ширхаб. Темный шер, влюбленный в полковника Дюбрайна? Это как-то слишком… неправильно. Опасно даже! Что, если полковник ответит на его чувства? Бастерхази силен и красив, чувства его искренни и глубоки. Сложно отказаться от такого. Правда, полковник любит Шуалейду…

Ну да. Глупые опасения. Полковник любит Шуалейду, а Шуалейда — полковника. Они прекрасная пара. И Дюбрайн обязательно придумает, как показать шисовы хвосты Люкресу и жениться на Шу самому. А Энрике ему в этом поможет.

Так что пусть проклятое отродье Ургаша страдает и мучается. Он заслужил свой рабский ошейник и еще больше заслужил иронию ситуации: ведь он выбрал свою судьбу сам. Безнадежная любовь темного шера к светлому, великолепно. Браво, полковник. Вы сумели заставить чудовище есть у вас с рук. Может быть, именно поэтому затея Люкреса с казнью и не удалась? Бастерхази что-то накуролесил? Он такой, он может.

Погасив зеркало, Энрике вздохнул, кинул взгляд на недописанный отчет полковнику — несмотря на отсутствие ответов, он отправлял их каждые четыре дня — и закрыл его. Допишет потом. Сейчас стоит пойти к Шу и помочь ей успокоиться. Может быть, на этот раз обойдется без каторжников из Гнилого Мешка…

И нет. Бастерхази может быть сто раз прав насчет необходимости для Шуалейды достойного партнера. Но сам Бастерхази — не годится. Никаких ширхабом нюханых темных шеров рядом с ней! Потому что темный шер, он как крокодил. Сегодня ест у тебя с рук, а завтра сожрет вместе с перчатками.

И почему Шу такая упрямая? Выбрала для сексуального энергообмена Мануэля Наба, а не Энрике или Бален, хотя Мануэль намного слабее каждого из них по отдельности, не говоря уж о паре. Что-то они с Бален упустили в ее воспитании, позволили шере Исельде забить ей голову глупыми предрассудками бездарных. Шуалейда, видите ли, не может себе позволить вмешаться в отношения любимых друзей, вдруг она что-то в них сломает? И вообще это как-то неправильно…

Энрике ей простыми словами объяснил, что неправильно — сходить с ума от дисбаланса, а принимать от друзей искренне подаренную любовь — самая правильная вещь на свете, и полковник Дюбрайн бы сам настоял, если бы знал и видел, что с ней творится.

Ага. Сейчас. Эта упертая ослица только набычилась и помотала головой. Истинная, ширхаб ее нюхай, Суардис.

Впрочем, именно такую они с Бален и любят.

Глава 2. Светская жизнь сумрачной колдуньи

— Я не специалист по мистике. Но ради вас готов снять с его величества сглаз и свести порчу. Даже станцевать с бубном и побрызгать на него мухоморной настойкой. Завтра же утром.

— Не будет никакого «утром», вы забываетесь, темный шер. Это ваша вина, и вы все исправите!