Может быть, Дайм наконец-то ответит ей? На письмо. Или на зеркальный вызов. Или позволит найти себя во сне? Она прочитала все труды шера Майнера о ментальном контакте пятого уровня, она регулярно тренируется с Бален и Энрике, она учится самоконтролю и осваивает тонкие плетения, и она каждый день пишет Дайму. Длинные, подробные письма. Она зачаровывает их памятью о его крови, силой Линзы, собственными слезами и надеждой. Письма, которые не сможет прочитать никто, кроме него.
Которые он прочитает когда-нибудь.
Она дождется.
Она даже не будет больше просить Энрике, чтобы он узнал у коллег по МБ — были ли вести от полковника Дюбрайна.
— Ни от него, ни о нем. Мое новое начальство порекомендовало не упоминать его имени во избежание.
— Чего во избежание? Люкрес перекусал всю Магбезопасность и они тоже посходили с ума?
— Не волнуйся за него, Шу. Полковник Дюбрайн выпутается, во что бы он там не впутался…
«При непосредственном участии Бастерхази», — мог бы сказать Энрике, но промолчал. Дипломат ширхабом нюханный.
— Легко сказать, не волнуйся. А если он… если его… — Шу не смогла произнести вслух «казнят». Как будто это слово было вербальным заклинанием и могло хоть на что-то повлиять. — Пожалуйста, хоть что-нибудь, Энрике…
— Я бы и сам хотел… ладно. Обещаю рассказать тебе все, как только узнаю сам. И хватит уже ненавидеть Бастерхази. При каждой вашей встрече Риль Суардис трясет.
При упоминании Бастерхази трясло саму Шу. И она бы затруднилась сказать, от чего больше — обиды, ненависти или ревности.
И совершенно точно — от злости. После бесед… споров… скандалов с Бастерхази она даже помощи у Светлейшего попросить не могла. Что она ему скажет? Что подозревает Бастерхази, но кроме хандры ничего предъявить не может? Смешно, когда шера-дуо жалуется на сглаз и порчу, как селянка, у которой корова гнилой воды напилась. Или хуже того, Светлейший решит, что она невменяемая идиотка, и ей срочно требуется крепкая рука. Направляющая рука. Может, даже рука матери-настоятельницы монастыря Прядильщиц, где держат непокорных темных шер.
Нет уж. Она справится сама. И даже не станет плакать от того, что рядом нет Дайма, единственного, кто может ей помочь.
Мог бы. Если бы сам не был в беде.
До боли сжав кулаки, Шу заставила себя вылезти из болота сожалений и взглянула на бальные платья внимательнее. Оба — изысканные, роскошные, сшитые самой мадам Антуанеттой.
Старшая сестра выразилась ясно: Шуалейда должна быть на балу в честь посла Ледяных баронств, иначе посол оскорбится.
«Ненавижу! Веселиться в первый же день по окончании глубокого траура!» — под нос пробормотала Шу, заставив новенькую фрейлину отшатнуться с испуганным писком.
Писк она проигнорировала и остановила взгляд на алом платье. Скривилась в усмешке: пусть Ристана объясняется с послом насчет траура младшей принцессы! Траур — не оскорбление. Но толстый такой намек.
— Вашему высочеству так идет алый, — прозвучал нежный, почти детский голосок.
Вздрогнув, Шу глянула на пышную, как пуховая подушка, с наивными коровьими глазами фрейлину, держащую алое платье. Младшая дочь графа Ландеха появилась во дворце на следующий же день после коронации Каетано и официального объявления Ристаны регентом при несовершеннолетнем короле. В тот же день любимая фрейлина Шуалейды и невеста Каетано, светлая шера Таис Альгредо, получила приказ покинуть столицу. Когда Шу наотрез отказалась пускать на порог Виолу Ландеха, регентша пригрозила, что за шерой Альгредо последует Бален. Увы, по закону Ристана имела полное право выгнать из дворца и из столицы кого угодно. Даже отказать от должности главы Тихой гвардии герцогу Альгредо, побратиму собственного покойного отца.
— Ты еще не выбрала? — послышался от двери сочувственный голос Бален: в ее руках была открытая шкатулка с подаренным Даймом ожерельем из цуаньской бирюзы, жемчуга и белого золота.
Шуалейда вздохнула. Бален права, демонстрация королевского характера сегодня ни к чему.
— Бирюзовое! — велела она.
Фрейлины кинулись облачать ее, среди них и девица Ландеха.
— Прочь, — отмахнулась от нее Шуалейда.
Видеть шеру Ландеха не было никаких сил, хотелось напугать ее, чтобы сбежала из дворца и никогда тут не появлялась, а лучше — убить, как ее отец хотел убить Кая. И пусть участие графа Ландеха в заговоре не доказано, но именно он раскрыл заговорщикам секрет тайного хода, он поселил Кая в тех покоях, он не предупредил о тайном ходе гвардию… Трус, лжец и предатель!
На миг представилось, как нож вспарывает фарфорово-розовую кожу, кровь заливает пышные оборки… или нет. Лучше Виоле Ландеха упасть с лестницы. С верхней ступеньки. Интересно, она будет визжать от страха и боли, когда поломает свои пухлые ножки, а потом нежную шейку? Этот страх и боль должны быть дивными на вкус. Как же хочется попробовать…
Резкая боль в шее заставила Шу вынырнуть из видений: застежка ожерелья защемила кожу.
— Ай! Ты что делаешь?!