«Энрике, расскажи Маноло о нашем плане. И предупреди, что он не участвует. Я не собираюсь его мучить своим присутствием».
«Хорошо, расскажу. Ты уверена, что не сможешь сама ему помочь?»
«Я смогу. Но не уверена, что мне хватит одного дня. Я же не Дайм».
«Лучше начинать сразу. Прямо сейчас».
«Я знаю. Знаю я! Но мне страшно, Энрике. Вдруг я сделаю только хуже?! Это же Маноло…»
«Отставить панику. Хуже ты не сделаешь. Усыпляй его и приступай. Я подстрахую».
Вознеся краткую молитву Светлой, Шуалейда постаралась вспомнить, как то же самое делал с ней самой Бастерхази… тогда еще — друг и любовник… к ширхабу лысому Бастерхази! Ей нужен только метод. Она может отделить действия от человека. Может, и точка. Вот прямо сейчас и сделает. Все, что в ее силах, и еще немножко.
А тошнить и плакать будет потом. Когда сделает все необходимое.
Глава 6. И снова о гильдии
Роне проснулся от эфирного возмущения. Не успев толком продрать глаза, вскочил с постели, одновременно выставляя щит, и услышал насмешливый голос Ристаны:
— Дурные сны, милый? Пить надо меньше.
Сны? О нет. То, что творилось в Королевском парке, сном не было даже близко. Но, по счастью,
И то, что Роне вчера злоупотребил кардалонским, не имело к аномалии никакого отношения. А вот что имело — его очень интересовало.
— Меньше надо беседовать с тобой о политике, моя прелесть. Тогда и кошмары сниться не будут, — парировал он, опуская щиты и садясь обратно на постель.
— В твоем почтенном возрасте уже пора разбираться… — продолжила было Ристана, сидящая в неглиже у столика, сервированного к завтраку на одну персону, но оборвала фразу на середине и сменила тон. — Роне, ты бледен, как упырь. Тебе в самом деле нехорошо?
— Не дождетесь, — буркнул Роне. — Выпью шамьета, выясню, что за шисова отрыжка творится, и станет просто отлично.
— А что-то творится? — так невинно спросила Ристана, что моллюску стало бы ясно: она-то как раз прекрасно знает, почему Шуалейда только что едва не снесла Суард до основания. В очередной, дери ее семь екаев, раз.
— Вот ты мне и расскажешь, моя прелесть. И вели принести мне завтрак, я голоден.
Накинув халат, — ручками, ручками, дар с каждым днем ведет себя непредсказуемее, — Роне вышел в ванную комнату, по дороге прислушиваясь к возмущенным эфирным потокам. Шуалейда была в ярости, и ярость ее имела своей целью его, Роне. Что в целом было понятно, кроме одного момента: почему сейчас произошел всплеск? Со спора на приеме они больше не виделись, ей на хвост Роне больше не наступал и даже писем ей не писал.
Честно говоря, единственное, что ему хотелось бы ей написать, звучало не слишком-то подобающе грозному черному колдуну.
«Прости, я вел себя как идиот, все зашло слишком далеко, давай забудем всю нашу дурь и попробуем начать заново».
Несложно представить, как она будет смеяться, получив от него подобную записку. Потому что над слабаками и трусами только и можно, что смеяться. Любят и уважают исключительно сильных.
Или ненавидят. Уважают, боятся и ненавидят.
Проклятье. Как же он устал!
— Тюф, — тихо позвал он прямо из ванной.
Дохлый гоблин явился тут же, словно только и ждал. Даже поклонился, почти не кривляясь.
— Мой шприц, — велел Роне.
Требуемое тут же вытащили из воздуха и подали ему на серебряном подносе. И вколоть помогли. От боли и отвращения к демонской смеси у Роне уже подрагивали руки. Непозволительная слабость. Тем более непозволительная, что прошлым вечером он феерически проиграл партию. Хорошо, если не войну. Боги, когда же наконец Дюбрайн приедет?! Может, связаться с ним?
И полюбоваться на то, как он отшатывается от тебя, жалкий неудачник. Ничего не можешь, даже приручить едва совершеннолетнюю девчонку. Дубина.
— Что смотришь, — зашипел Роне на Тюфа, — пшел в утырку!
Гоблин заверещал и защелкал с подозрительно сочувственными интонациями.
Дожил. Собственная дохлая домашняя зверушка сочувствует. Ему. Почти шеру-зеро. Правда, почти мертвому шеру-зеро, но почти — не считается.
Зеркало в ванной согласно с ним не было. По мнению зеркала, почти очень даже считалось. Морщины, седина, тени под глазами, истончившиеся губы, заострившиеся скулы. Нездоровый блеск глаз. Неудивительно, что Ристана интересуется, не превратился ли он в упыря. Удивительно то, что она все еще зовет его в постель. Он сам бы такое в постель не позвал, побрезговал.