Сердце убийцы

— …проложить ветку железной дороги от Дремстора до Суарда, — делился планами Подгорья второй важный гость бургомистра, председатель Мадарисского отделения Гномьего банка, не забывая отдавать должное осетровому балыку и запеченному ягненку. — Право, конные обозы — позапрошлый век. У нас в горах давно налажено железнодорожное сообщение. Вот увидите, не пройдет и ста лет, как вы перестанете понимать, как можно жить без железных дорог.

— Ста лет! — засмеялась шера Басьма. — Дру Милль, это для вас сто лет не срок. Мы же не загадываем так надолго. Но если железная дорога пройдет через Мадарис в ближайшие годы, обещаю прокатиться на этом вашем поезде.

— Не понимаю, зачем это, — возразил высокий, грузный судовладелец, сидевший по левую руку от шеры Басьмы, и взмахнул полупустым бокалом. — Тысячу лет нам хватало реки и тракта, хватит еще столько же. А эти ваши поезда испортят пейзаж, перепугают скот…

— Но не погубят вашу компанию, сиятельный шер, — усмехнулся Фортунато. — Речные перевозки все равно будут дешевле. Кстати, наследник Каетано всячески поддерживает это начинание.

— Еще бы! — фыркнул все тот же судовладелец, победно глянув на шеру Басьму. — Какое наследнику дело до лесов, если его будущий тесть имеет долю в железнодорожном предприятии. Сколько, тридцать процентов?

— Тридцать процентов предприятия принадлежит короне, — ровно ответил Фортунато, но выпивший лишку шер не пожелал услышать намек.

— И сорок гномам! — разошелся судовладелец, не обращая внимания на насупленные брови дру Милля. — Если бы его величество больше слушал ее высочество Ристану и своих верных подданных, людям бы не грозило вскоре остаться на вторых ролях в собственной стране. Мало вам того, что банки в руках гномов?! Теперь еще и перевозки…

— Да-да, сиятельный шер! А сбор кизяков и выделка бурдюков до сих пор в руках зургов! Какой ужас, не так ли? — сделала круглые глаза шера Басьма.

Судовладелец осекся, не понимая, то ли шера так глупа, то ли издевается над ним, верным поклонником и чуть ли не женихом. Фортунато еле сдержал смех, гном усмехнулся в бороду и перестал хмуриться. А шера Басьма плавно перевела разговор на прошлогодний инцидент, едва не ставший началом вторжения зургов.

Слушая неумеренные восхваления собственному героизму — о, Медный генерал с крохотным гарнизоном остановил целую орду! — Фортунато скрипел зубами. Его так и подмывало заявить во всеуслышание, что тот орден он получил обманом. И никого не остановил. То есть остановил не он.

— Шер Фортунато, отчего вы не кушаете паштет? — обеспокоенно спросила шера Басьма. — Вам неприятно вспоминать, да? Простите.

Она виновато потупилась, а Фортунато выругал себя — снова все на лице написано.

«Не выйдет из тебя политика, друг мой», — частенько смеялся Тодор.

«Не выйдет, ваше величество, и слава Светлой. Политиков и так хватает».

«Только доверить королевскую шкуру, кроме тебя, некому», — качал головой Тодор и в очередной раз предлагал ему просватать богатую невесту. А Фортунато улыбался в усы: король до сих пор не догадывался, что генерал был когда-то безответно влюблен в королеву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чего уж приятного, — влез судовладелец. — Очутиться между зурговыми шаманами и темной колдуньей, упаси Светлая! — Шер осенил лоб малым окружьем и сочувственно покивал Фортунато. — Ох, помяните мое слово, его величество еще пожалеет, что не отправил младшую дочь в монастырь. Видано ли…

— Ее высочество Шуалейда не темная, а сумрачная, — оборвал его Фортунато.

Разговоры вмиг смолкли, все присутствующие обернулись к генералу. Он обругал себя тупым троллем: голос, которым отдаются приказы «пленных не брать», не годится для высшего общества.

— Чушь! — не мог угомониться судовладелец, налившийся красным вином по самые брови. — Сумрачных не бывает.

— Если бы не ее высочество Шуалейда, зурги захватили бы не только перевал, но и Кардалону, и Найриссу, и вполне могли дойти до столицы.

В тишине обеденного зала реплика прозвучала слишком пафосно. Зато Фортунато полегчало: шутка ли, целый год молча принимать незаслуженные похвалы. Ладно, ради дочери Зефриды он готов даже на такой позор. Но все же, все же! Альбарра никогда не приписывали себе чужих заслуг. И не будут.

Он обвел взглядом удивленные, недовольные лица. Сиятельные шеры не любят говорить об истинных шерах. Сиятельные шеры очень не любят говорить о темных шерах. Сиятельные шеры терпеть не могут говорить о сумрачной принцессе Шуалейде, позоре и надежде королевской семьи: за последние двести лет она — единственная среди Суардисов шера второй категории, и единственная не принадлежит Свету. Хотя этой весной о позоре все дружно забыли, ведь сам императорский наследник почти женился на ней.

Взгляды опустились в тарелки, молчание все длилось. Лишенные дара шеры — ни светлые, ни темные, всего лишь сиятельные — не решались противоречить королевскому любимцу. Но на лицах читалось неверие.

Неловкую паузу прервал дворецкий, тихонько кашлянувший за спиной Фортунато.