— Кто это? Откуда? — спросила она у бие Убеда, мимолетно удивившись металлическому звону своего голоса.
Кастелян вспыхнул ужасом и попятился, но начал:
— Себастьяно бие Сомбра, приговорен к смерти за грабеж и убийство, второй — Сайфуддин бие Насух, мошенничество и шулерство…
Второй смертник — Шу только сейчас заметила его — задрожал, съежился и заскулил. А шер… шер наконец поднял на нее взгляд, и его природный ментальный барьер прорвался, сметая глупые и неважные слова кастеляна.
На Шуалейду хлынуло изумление. Восторг. Любопытство. Надежда. И ни следа страха или неприязни — наоборот, синие глаза шера звали: подойди, дотронься!
«Мое! Мое-е!» — захлебнулась отчаянным криком пустота внутри.
«Мое», — согласилась Шуалейда и приблизилась к шеру: не касаясь пола, безумным видом вгоняя бие Убеду и второго раба в панику… Да плевать на них, на все плевать! Она нашла сокровище!
Она коснулась спутанных прядей. На миг показалось, что нити светлого дара обвивают руки, поднимаются, оплетают ее всю — нежно и горячо, словно поцелуи любовника. И ее усталость вместе со злостью на весь мир тают, она сама наполняется светом и предчувствием счастья…
«Идеальная совместимость дара», — подумалось почему-то «лекционным» голосом дру Бродерика.
И тут же голосом Дайма: «Драконья кровь слишком большая ценность, чтобы разбрасываться ею. МБ принимает в свои ряды не только чистых душой, наивных светлых юношей. Иногда от бывшего убийцы или мошенника пользы даже больше, он не боится запачкать руки и понимает, как мыслит другая сторона. Умеренный цинизм, моя Гроза, необходим не только при моей работе, но и при твоей. Как ни крути, а мы с тобой в чем-то коллеги».
Улыбнувшись горько-сладкому воспоминанию, — драгоценные крупицы счастья, подаренные ей Даймом, она будет бережно хранить и с любовью перебирать еще очень долго, возможно, всю жизнь, — Шу провела ладонью по волосам золотого шера, подняла его лицо за подбородок. В синих, как разряды молний, глазах сияло восхищение, смешанное с азартом и желанием. Его левая бровь была рассечена, под светлой кожей скулы наливался синяк, на разбитых губах запеклась кровь.
Шу вздрогнула от удовольствия, почувствовав одновременно его желание и боль: треснувшее ребро, затекшие от веревок руки, ушибы и ссадины. Она судорожно втянула воздух сквозь сжатые зубы: боги, как же сладко! Оттолкнула его, заставив опустить голову.
Подумала отсутствующему Дайму: я знаю, ты поймешь. Ты сам учил меня не страдать попусту, а действовать. Использовать все возможности. Вот она, моя возможность сохранить здравый рассудок. И принять то, что ты выбрал не меня, а Бастерхази.
Я дам шанс и себе, и золотому шеру. Не как наивная девочка, чистая душой. А как принцесса Суардис, Зуржья Погибель и Хозяйка Ветров.
И как принцесса Суардис, я позабочусь и о втором смертнике. Он — тоже мой подданный.
Она бросила опасливо мнущемуся у дверей кастеляну:
— Беру.
Тот вздрогнул и пробормотал:
— Благодарю, вашсочство…
— Обоих. Счет казначею, — велела Шу и забыла о кастеляне и всем прочем мире.
Кроме золотого шера.
Она снова коснулась его макушки и замерла: казалось, сквозь пальцы струится утреннее солнце, что ее ласкает и согревает ветер, пахнущий луговыми травами. Чудо, настоящее чудо!
Отдавать истинного шера в рудники — несусветная глупость и расточительство. Тереть ему память — тоже. Но и отпустить его, простить все, что он натворил — тоже нельзя. Суардисы всегда славились справедливостью. А значит… значит… Она даст ему шанс искупить преступления верной службой. Присмотрит за ним. Испытает его. Ведь просто дать ему помилование и свободу несправедливо и опасно. Если он хочет начать жизнь с чистого листа, пусть докажет, что достоин. Что готов забыть преступное прошлое и стать верным слугой Суардисов.
И Шуалейда никогда ему не напомнит о прошлом.
Запустив пальцы ему в волосы, Шу побудила барда поднять взгляд.
— Хочешь забыть о прошлом и получить новую жизнь? — спросила она, и башня Заката зашелестела сотней голосов:
— Хочешь?..
— Хочешь?..
— Да, хочу, — восторженно глядя на Шу, ответил золотой шер. Искренне. От всего сердца. В этом Шуалейда могла бы поклясться собственным даром. — Моя прекрасная принцесса, — добавил он.
От звука его голоса Шуалейду пронзило наслаждение. Изумительные, волшебные обертоны! Завораживающие!
Завораживающие… о боги… истинный бард! Нет-нет-нет, она ни за что его никому не отдаст. Раз уж Двуединые ниспослали ей подарок, она с благодарностью его примет.
Шу осторожно провела ладонью по его мокрой щеке. Коснулась пальцами губ и вздрогнула от жаркого удовольствия: он прижался лицом к ее ладони, потерся губами и вздохнул, словно прошептал ее имя…
Все благие намерения, все правильные мысли из головы, оставив затягивающую, манящую теплом и негой пустоту. И в этой пустоте Шу кружилась и качалась, словно в морской пене — может, миг, а может, вечность, она не знала и не хотела знать.
— Ваше высочество! Шуалейда! — вдруг ворвался в наваждение сердитый голос Бален. — Шу!