Его рука скользит по моему бедру, сжимает шелк моей юбки, задирая ее так, что он может раздвинуть мои бедра. Он перекатывается на спину, усаживая меня верхом на себя, все еще держа одной рукой меня в волосах, не прерывая поцелуя, когда его пальцы находят путь между моих бедер, проскальзывая под нежное кружево моих трусиков, когда он сжимает их в кулаке.
Они исчезли в одно мгновение, их вырвали, его пальцы снова ищут между моих мягких складочек, обнаруживая, что я уже влажная и жажду его. Левин стонет мне в рот, когда его пальцы скользят по моему клитору, мои бедра выгибаются под его рукой, мои уже ищут его ремень, пока я поглощаю его рот с такой же неистовой настойчивостью.
Это не традиционная брачная ночь. Но по-своему, это романтичнее всего, что я когда-либо представляла для себя. Пока самолет мчится по ночному небу, унося нас в место, где я никогда не была, в убежище, которое, как я ожидала, нам не понадобится, мы с Левином прячемся в нашем личном убежище друг в друге.
Его губы не покидают моих ни на мгновение. Никто из нас не хочет тратить время на раздевание, и поэтому он отодвигает мою юбку в сторону, пока я вожусь с его застежкой молнией, рука лихорадочно тянется к его члену, когда я выгибаю бедра, желая, чтобы он был внутри меня. Прошло три дня… четыре, и это слишком долго. Слишком много времени прошло с тех пор, как я чувствовала его горячее, твердое тело, когда он заполнял меня с тех пор, как я слышала, как он стонет от удовольствия, когда я сжимаюсь вокруг него с тех пор, как я чувствовала, как его пальцы поглаживают мой клитор в том идеальном ритме, когда моя плоть напрягается.
— Ты такая чертовски красивая, — выдыхает Левин мне в губы, его рука оставляет мои волосы, чтобы обхватить мою грудь через шелк, когда мои бедра начинают двигаться, скользя вниз по его члену дюйм за дюймом, пока я принимаю его в себя. Я не могу говорить, наслаждение слишком сильное, когда он наполняет меня, и я стону, погружаясь вплотную, его член проникает в меня так глубоко, как только может, пока его пальцы сжимают и перекатывают мой сосок теми же движениями, что он использует на моем клиторе.
Я в нескольких секундах от того, чтобы кончить сейчас. Все мое тело дрожит, трепеща по всей длине его члена, и я слышу, как он снова стонет, когда его рука опускается с моей груди на бедро, сильно притягивая меня вниз, когда он начинает толкаться вверх, как будто хочет войти еще глубже.
— Левин! — Я выкрикиваю его имя, когда он врезается в меня, его пальцы скользят по моему клитору, скользкому от моего возбуждения, и я чувствую, как мои бедра начинают дрожать. Ничто и никогда не было так хорошо, так ошеломляюще, сокрушительно идеально, и моя рука тянется к его рубашке, комкая ее, в то время как другая сжимает подушку у него за головой, когда я чувствую, что разрываюсь на части.
— О, черт, Лидия…
Я чувствую, как он идет со мной, его рука на моей спине, когда он прижимает меня к своей груди, его губы прижимаются к моим. Я чувствую, как все его тело содрогается, когда он теряет контроль, и он перекатывает меня на спину, входя в меня еще раз, прижимая к кровати, когда шепчет мое имя у моих губ.
Я не знаю, что готовит нам будущее. Я не знаю, как выглядит совместная жизнь. Левин совсем не похож на то, каким я когда-либо представляла свое будущее. Но сейчас, когда я лежу в его объятиях, прижатая к его груди, я тоже больше не могу представить, как бы я себя чувствовала без него.
Левин принес опасность в мою жизнь, но он принес и безопасность. Счастье. Страсть. Я не знаю, как именно складываются все кусочки головоломки, когда я думаю о том, что ждет нас по возвращении в Москву.
35
ЛЕВИН
Мы проводим три дня в Токио, и, думаю, это самое близкое к раю ощущение, которое я когда-ибо испытывал.
На взлетной полосе нас встретила черная машина и несколько людей Нобуры Накамуры, а затем сопроводили прямо к нему. Я видел плохо скрываемое беспокойство на лице Лидии, когда нас проводили к машине, а затем привезли в его поместье, провели в величественный кабинет, где, как я знал, он любит принимать своих гостей. Она хранила молчание, когда я представлял нас обоих, хотя я почувствовал дрожь, пробежавшую по ее телу, когда я представил ее как свою жену.
Я почувствовал, как будто мой мир изменился, когда она это сказала. Как будто все изменилось, и, возможно, она тоже этого хотела. Сейчас для меня важнее всего убедиться, что она останется в безопасности. Что я смогу отвезти ее обратно в Москву и что мы оба будем в безопасности. Жизнь в бегах, это не та жизнь, которой она заслуживает, и это не та жизнь, которую я дал бы ей.