Сердце в тысячу свечей (СИ)

– Ну, просто… Ох. – Понимаю, что слишком растерялась. Вздыхаю поглубже. – Да, вон там – маленькая комнатка, такая узкая, что едва можно развернуться.

– Сойдет, – отвечает Пит, пытаясь встать.

Я вмиг оказываюсь рядом, подставляя свое плечо.

– Обопрись на меня, я тебя отведу.

Я тащила Пита на себе, поэтому отлично знаю, насколько он тяжелый, однако он снова, как на первой Арене, когда был ранен в ногу, упрямо старается идти сам. Проскальзываю ему под руку и вовремя вспоминаю, что не могу коснуться спины.

Путь в несколько шагов напоминает вечность. Я чувствую, как сбилось дыхание Пита: для него это слишком большая нагрузка.

Он проходит в каморку, служащую уборной, и облокачивается на дверь.

– Дальше я сам.

– Справишься?

– Интересно, как ты собираешься мне помочь? – Пит улыбается, а я заливаюсь краской.

– Ладно, жду тебя здесь. — Дверь закрывается. – Все равно мне отсюда не уйти…

Надеюсь, последних слов Пит не слышал: когда не говоришь о таком вслух, кажется, что надежда еще есть.

***

– Ты почти ничего не съел.

– Я не голодный, Китнисс, – отвечает Пит, отодвигая от себя тарелку.

Каждое движение заставляет его морщиться. Он опирается локтями в стол и потирает ладонями лицо.

– Может, ляжешь? – предлагаю я, глядя на кусок мяса, к которому Пит едва притронулся.

– Надо поговорить, – настаивает напарник, пристально глядя мне в глаза.

Вздыхаю, ерзаю на стуле.

– Расскажи мне о том, что случилось после того, как ты взорвала Арену.

Тереблю пальцами косу. Молчу. Сама не знаю почему.

– Тогда я сам скажу, – Пит произносит это строго, даже обвиняюще. – Ты и Хеймитч знали о восстании…

Я тут же вскидываю голову, готовая спорить, но напарник не дает мне произнести ни слова: его речь становится эмоциональнее и быстрее.

– Как и на первой Арене, между вами двумя была какая-то связь, так что ты знала, что делала, когда запустила стрелу в купол. Планолеты мятежников забрали тебя и остальных, только я и Джоанна почему-то не попали на ваш «спасательный корабль». И вы подняли восстание! Из-за вас умирают люди! Двенадцатый… – Пит замолкает, задерживая дыхание. – Ты взорвала Двенадцатый. Моя семья погибла.

Я не выдерживаю, соскакиваю со своего места и огибаю стол, оказываясь рядом с Питом. Приземляюсь возле его ног, падая на колени, и хватаю холодные ладони парня в свои.

– Нет, Пит! Я не знала о том, что задумал Хеймитч! Я хотела тебя спасти! – я говорю очень громко, сдавливая руки напарника, потому что он пытается освободиться. – Посмотри на меня! Посмотри на меня, Пит! – Он выполняет мою просьбу-приказ только через несколько долгих мгновений. – Когда я пришла в себя, там, в Тринадцатом, было уже поздно: тебя забрали, я даже не знала, жив ты или нет! А Двенадцатый… Я… Его уже не было.

– Моя семья? – Пит говорит очень тихо, его голос дрожит.

Качаю головой. Не хочу говорить об этом вслух. Губы Пита дрожат, а по щеке скатывается слеза.

– Мне жаль…

Слова не уменьшают боли, я знаю это по себе. Сколько ни говори, а кровотечение на сердце от этого не прекратится. Приподнимаюсь так, что мои глаза оказываются на уровне глаз Пита, и притягиваю его голову к себе. Он утыкается носом мне в шею, а я пальцами обеих рук глажу его по волосам.

Я не замечаю момента, когда глаза Пита снова оказываются напротив моих, но поддаюсь порыву, делая то, чего давно хотела: подаюсь вперед и целую его. Пит принимает мою ласку, отвечая на поцелуй. В животе будто поднимается со своего места рой бабочек: волнение струится по венам, я нервничаю, но мне это нравится. Расслабляюсь, поглаживая Пита по шее, опускаю руку ниже, к спине, и внезапно он вскрикивает, резко отстраняясь.

– Ох. Прости! – запоздало выдыхаю я, когда понимаю, что коснулась одной из ран.

– Нормально… – спорит Пит, но его лицо становится мертвецки бледным, будто вся кровь ушла из тела.

– Тебе надо лечь!

Я тяну Пита к кровати, а он не сопротивляется. Едва его голова касается подушки, напарник снова впадает в забытье.

Обхожу кровать и укладываюсь рядом, глядя в потолок. В камере прохладно. Укрываюсь одеялом и, подумав, как можно аккуратнее накрываю Пита.

***

Ужин приносит не Джоанна. Я стараюсь скрыть разочарование, отвернувшись от новенькой безгласой. Неужели Сноу слышал, как я просила ее о помощи? Что теперь делать?

Злюсь. На себя. На Джоанну. И даже на Пита, у которого к вечеру, кажется, поднялась температура.

Я так беспомощна, что не могу сдержать слез. Жалость к себе – не лучшее чувство, но другого у меня сейчас нет.

Нарыдавшись вволю и все еще всхлипывая, я ужинаю и забираюсь в постель к Питу. Касаюсь рукой его лба: горячий. С силой прикусываю губу, чтобы вновь не зареветь, и переворачиваюсь на другой бок. Я должна выбраться отсюда: Питу нужны лекарства. Президент позволит ему умереть здесь. И мне заодно.

Кажется, я начинаю понимать правила игры: Сноу будет наслаждаться нашей медленной смертью, это его личная месть.

***