Сердце в заложниках

Оуэн бросает на меня взгляд через плечо и умудряется усмехнуться на бегу.

– Красивые же. Тебе идут. Да и следы оставлять не надо.

Мне на лицо навязчиво лезет глупая, абсолютно неуместная улыбка. Хочется стереть ее вместе с макияжем, коркой ощущающимся на лице. Хочется как-то отрезвить себя, напомнить о серьезности ситуации, воззвать к собственному разуму и ужаснуться происходящему.

Вместо всего этого я лишь остро ощущаю в венах щекочущее чувство от адреналина. В моем животе словно рассыпается сноп искр – совсем как те самые бабочки. После затяжной апатии, бесконечного самоконтроля и серости такие ощущения кажутся невероятными.

Я со стыдом признаюсь себе, что в этот момент наконец-то чувствую себя живой. Остро осознаю этот момент, все происходящее вокруг, словно… включаюсь.

Это так парадоксально непривычно… Яркое ощущение адреналина наполняет меня, струится по венам каким-то новым, неожиданным топливом. И мне оно ужасно нравится.

Когда через бесконечно тянущиеся минуты мы наконец выбегаем на улицу, Оуэн, вопреки моим ожиданиям, не бросается к машине, а сворачивает со мной на тонкую тропинку, огибающую здание. Я запоздало понимаю, что таким образом он стремится сбить охрану со следа, лишить их возможности запомнить, на какой машине мы уезжаем.

Я дергаю Оуэна в сторону, сворачивая с асфальтированной тропинки. Мы ныряем в укрытие, образованное высокими статуями с роскошной подсветкой и маленькими фонтанчиками подле них. В момент, когда кто-то проходит совсем рядом, фонтаны срабатывают, вода поднимается в воздух сначала узкими струйками, а потом неожиданно распыляется широким веером. Я едва сдерживаю вскрик и хохот, когда размашистые брызги окатывают нас обоих. Оуэн на всякий случай прикладывает палец к губам, забавно морщась и улыбаясь. Свет от фонарного столба слегка проникает сквозь декоративные растения, которые служат нам дополнительным укрытием от чужих глаз. Яркий розоватый свет падает на лицо Оуэна неровными полосами, играет в его темных глазах, придавая им удивительный угольный цвет.

Даже не понимаю, сколько времени нам приходится сидеть в таком положении, прислонившись спинами к холодному белому мрамору. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что не так уж и жду, когда все это закончится. Мое сердце все еще сильно колотится, я тяжело сглатываю, отводя взгляд в сторону.

Свое импровизированное укрытие мы покидаем, когда Оуэн успевает удостовериться, что нам ничего не угрожает. Мы бесшумно выбираемся на дорожку, а потом идем напрямик через газон к парковочным местам. Никогда бы не подумала, что мне когда-либо будет настолько все равно, что ноги почти по самые щиколотки утопают во влажной траве и почве.

Когда мы садимся в машину, Оуэн позволяет себе выдохнуть. Я же, тяжело дыша, вдруг перестаю сдерживаться и захожусь тихим смехом, который с каждой секундой все стремительнее перерастает в хохот. Оуэн не выглядит удивленным, лишь подхватывает мой смех, поймав точно такой же отходняк. Наши внутренние пружины словно избавляются от давления и наконец выпрямляются. Он откидывается в водительском кресле и запрокидывает голову, тихо протянув что-то вроде «м-да-а».

– Добро пожаловать в мою жизнь, – роняет он вдруг сквозь отголоски смеха. Оуэн выглядит немного сбитым с толку, будто сорвавшиеся слова стали неожиданностью и для него самого.

А я не могу перестать улыбаться.

– Так я светские вечера еще не проводила, спасибо, – усмехаюсь я, понемногу успокаиваясь. Кинув взгляд в окно машины, вижу, как красивое здание быстро скрывается позади.

Оуэн выезжает на шоссе и намеренно не набирает скорость, дабы не привлечь лишнее внимание. Я успеваю достать телефон и пишу дяде сообщение.

Мне стало совсем плохо.

Пробыла все время в туалете

внизу, так и не дошла наверх.

Уехала домой на такси. Извини.

Ложь Карлу никогда не давалась мне легко. Особенно сейчас, когда я чувствую, что все сильнее ввязываюсь в мутное дело, толком не понимая, куда ведут его корни. Последствия всего этого обрушатся на меня уже совсем скоро, если начнутся разбирательства касаемо сработавшей сигнализации. Моя легенда, что я так и не поднялась наверх, звучит крайне вяло и ничем не подкрепляется. Остается уповать лишь на то, что старик Хендерсон поймет, что ничего не пропало, и спишет сработавшую сигнализацию на ошибку системы.

Отправив сообщение, я кладу телефон экраном вниз на свои колени и закрываю глаза.

Карл воспитывал меня благородной и даже немного чопорной девушкой. Как бы я ни сопротивлялась его нравоучениям, со временем они въелись в мои кости, стали скелетом моего поведения. Изменения в сформировавшихся привычках напоминает мелкие переломы и трещины. И я уже понимаю, что дальше – только больше.

Почему я не могу остановиться?..

Словно угадав ход моих мыслей, Оуэн вдруг произносит:

– Не думал даже, что смогу так быстро склонить тебя к безрассудным поступкам. Спасибо, что помогла мне.