Спустя некоторое время Оуэн подпирает подбородок рукой и спрашивает:
– Так ради чего весь этот образ идеальной племяшки?
Как ни странно, ответ дается мне легко.
– Карл. Он – моя семья.
Все, что у меня осталось. Но вслух ничего не произношу, опасаясь, что звучать это будет как-то слишком… депрессивно. Не хочется стать заложницей еще одной череды расспросов, к которым я точно не готова.
– Похоже, вы с ним хорошо ладите, – нейтральным тоном подмечает Оуэн. – По крайней мере, такое впечатление у меня со стороны.
Мне никак не удержаться от грустной усмешки.
– Порой я и сама отчаянно хочу верить в ту картинку, которую видно с экрана.
Оуэн снова не выглядит удивленным. Такое чувство, что примерно такого ответа он от меня и ожидал. Уголок его губ весело подрагивает. Оуэну нравится моя искренность.
– Видно, что особой родительской любви он к тебе не проявляет. Он ведь тебя просто выдрессировал. – Под конец фразы в его голосе мелькают какие-то жесткие нотки.
Я испытываю странную потребность в оправдании, причем не себя самой. Этот порыв скручивает меня в пружину, не давая даже толком подумать перед тем, как начать говорить:
– Карл… он хороший человек. И я никогда не ждала от него того, что он возьмет и заменит мне родителей. Это не его роль, не его обязанность. – Я медленно вздыхаю, покручивая в ладонях уже почти пустой стакан с напитком. – Карл взял меня на свое попечение, и это уже безразмерно много. Всем, что у меня есть сейчас, я обязана ему. И поэтому я никогда не хотела создавать ему лишних проблем. Всегда старалась быть кем-то, кто его не разочарует и не подведет. Я безмерно… благодарна ему.
Странно, что после этой оправдательной речи мне становится только тяжелее на душе.
– Но?
Я растерянно поднимаю взгляд к глазам Оуэна. Не знаю, что он такого прочел в моих, но на секунду парень теряется и сам.
– Твои слова звучат так, словно у них есть продолжение с «но».
Не найдя никакого ответа, я неопределенно пожимаю плечами. Оуэн не давит, не настаивает и лишь жестом просит бармена повторить нам напитки.
– Почему ты вообще обо всем этом расспрашиваешь? – немного настороженно уточняю я, поймав взгляд Оуэна.
Говорят, в зрительном контакте скрыть ложь тяжелее. Остается надеяться, что с Паркером это работает.
– Не знаю, если честно, – отвечает он легко и, как мне кажется, искренне. – Просто мне паршиво от понимания, каково тебе приходится.
Сколько бы я ни пыталась вглядеться в его лицо со всеми своими сомнениями и подозрениями, мне не удается даже нарочно выдумать, что Оуэн скрывает что-то плохое. У меня просто… не получается.
Я верю этому человеку. Вопреки всякому здравому смыслу. Просто интуитивно. И даже на уровне глубже и сложнее, чем просто интуиция.
– Я знаю тебя совсем ничего, но уже успел увидеть, сколько масок тебе приходится носить, подчиняться правилам светских игр, постоянно держать себя в ежовых рукавицах. За всем этим не видно тебя. Такое чувство, что у тебя редко выдается время просто жить. И я думаю, что никто из твоего окружения вообще не знает, какая ты на самом деле.
В горле ощущается неприятный ком. Покручивая трубочку в стакане со льдом, я долго не нахожусь с ответом. А потом тихо, почти шепотом произношу:
– Ты первый человек, который об этом задумался.
– Первый? – Оуэн удивленно приподнимает брови. – А как же ты?
Уголок его губ приподнимается, из-за чего я понимаю, что фраза была больше шуткой, намерением немного разрядить обстановку и приободрить меня.
Но правда в том, что вопрос задан абсолютно по делу.
Задумывалась ли я когда-то об этом? Понимала ли, что что-то в моей жизни не так? И да, и нет. Потому что моих мыслей никогда не было достаточно, чтобы что-то изменить.
Я часто старалась тешить себя рассуждениями: разве не всем нам время от времени приходится поступать так? Носить маски, вести себя с некоторыми людьми намного осторожнее, чем хотелось бы. Быть с ними только лучшей версией себя, чтобы избежать конфликтов. Что угодно, лишь бы не подвести. Все, лишь бы заслужить любовь.
Но правда в том, что ничто из этого не оправдывает того, что я живу не своей жизнью. Теряю время, принадлежу кому и чему угодно, но только не себе. И я могу бесконечно долго бегать от этой правды в попытках заслужить любовь единственного, кто остался из близких людей.
К счастью, меня отвлекает подошедший официант с новыми стаканами, полными коктейлей. Я с облегчением переключаю внимание на холод и вкус напитка, прячась от всего, что растормошил во мне Оуэн.
На мое удивление, он не продолжает этот разговор. То, как тонко он чувствует момент, когда следует отступить, вызывает уважение.
Дальнейшие наши разговоры обходят опасные темы стороной и касаются только обсуждения какой-то ерунды. Атмосфера между нами теплеет, исчезает появившееся ранее тяжелое напряжение. Я не перестаю втайне надеяться, что Оуэн расскажет что-нибудь и о себе, взамен моих откровений.