– Хель? – Колдунья встревоженно подошла к ней ближе.
– Оставь меня в покое, – прорычала дочь.
Она вернулась к своему креслу и тяжело опустилась на него, сгорбившись, с болью и гневом в глазах. Её рука всё ещё была прижата к груди, когда она выдавила:
– Ты всё ещё не поняла?
Тогда Ангербода достала игрушечную фигурку волка – каким-то образом реальную даже здесь, такую же настоящую, как и дочь, – и протянула ей. Хель уставилась на свою детскую игрушку, и лицо её дрогнуло, а между бровей пролегла крошечная морщинка.
– Приди ко мне, когда наступит конец, – прошептала Ангербода. – Когда твой отец явится к тебе – ты приходи ко
Маска ненависти мгновенно вернулась на лицо Хель.
– У тебя нет дочери, ведьма, а у меня нет отца. Убирайся. И забери с собой эту никчёмную деревяшку.
Не в силах больше смотреть на перекошенное от злобы лицо дочери, Ангербода закрыла глаза и позволила себе уплыть прочь, придерживаясь самой нижней части Иггдрасиля. Она ловко обошла дракона Нидхёгга, грызущего один из корней, и тот лишь щёлкнул на неё зубами, когда она пронеслась мимо, а затем последовала по стволу древа всё выше и выше… Пока вдруг её снова не утянуло вниз.
Что-то – или
Она обернулась и увидела дверной портал. Руны, вырезанные на нём, гласили: «Это восточные врата, посвящённые моей матери».
Призрачный желудок Ангербоды скрутило, и она с надеждой огляделась, но самой Хель нигде не было.
Вдруг она заметила какое-то движение вдалеке. Среди толп бредущих мертвецов по полю торопливо скакал всадник, явно более материальный, чем всё вокруг, верхом на страннейшей из лошадей.
Ангербода в ожидании застыла на месте, и когда лошадь остановилась всего в нескольких футах от неё, она узнала в ней восьминогого Слейпнира, порождённого её собственным мужем век тому назад. Ведьма сделала шаг вперед и подняла руку, словно собираясь прикоснуться к существу, но Слейпнир вырос в свирепого жеребца и не признал её. Человек на его спине поднял голову, и из-под широкополой шляпы на неё уставился единственный ледяной голубой глаз.
Судя по всему, это чувство было взаимным.
– Говорят, что здесь похоронена мудрая женщина, – изрёк всадник, рассматривая надпись на портале. – Большинство думает, что ты умерла той ночью. Включая твою собственную дочь. Но мне, конечно, следовало догадаться, что это не так.
И поняла, что ответ прост: она воспользовалась Иггдрасилем для путешествия, а Древо принадлежало ему. Неудивительно, что он обнаружил её сразу же, как она сотворила
Колдунья с притворным недоумением посмотрела на него и спросила:
– Кто же сей человек, что призвал меня сюда?
– Имя мне Вегтам, я скиталец. Поистине гибла ты множество раз, но вновь воззвал я к твоей душе, ибо нужно мне знание, коим ты владеешь.
Ангербода чуть было не закатила глаза от этого лживого имени, но сдержалась, и выражение её лица осталось прежним. «Вегтам» натянул поводья Слейпнира и потребовал:
– Скажи мне, в чью честь так украшен чертог Хель? Кого собралась она чествовать?
Хель не ответила на тот же вопрос самой Ангербоды, но внезапно женщина вспомнила слова своей дочери:
Внезапно она поняла, кого ждёт Хель.
– Отчайся, Вегтам, – сказала она, повернув к нему голову, и лицо её снова стало пустым, – ибо Хель сварила свой мёд для Бальдра, сына Одина, что будет убит побегом омелы. Но слишком многое я открыла тебе и посему умолкаю.
– Нет, не молчи. Кто станет его убийцей? Кто подлинно убьёт сына Одина?