Сердце во льдах (СИ)

— Он сказал, что проклинает меня, — произнёс вдруг тихо Советник и чуть отстранился от неё, заставляя открыть глаза. — Сказал, что я — ублюдок, не достойный любви его дочери и не способный испытать ни капли чувств к кому бы то ни было. А ещё сказал, что хотя бы знает, что у меня есть в груди сердце, что там не зияющая дыра, раз проклятье легло как влитое.

— Вас прокляли за безответные чувства? — выдохнула Наюн неверяще. — Но вы же были совсем ребёнком!

Ким Тэхён усмехнулся, отпуская её лицо, а девушка закачала неверяще головой, потому что это даже звучало, как бред. Нельзя было, никто не имел права поступать так с маленьким совсем человеком за то лишь, что он не нашёл в себе сил для взаимности. Наюн и себя помнила в таком возрасте: ей до любви не было никакого дела. Да и разве можно заставить полюбить себя?

— Я не был настолько уж мал, — горько улыбнулся Советник поджатыми губами, а Наюн не поверила своим глазам. И тому, что увидела в чужих. — И я не был достаточно хорош. Я был… довольно жесток.

— Что вы имеете в виду?

— Я был груб. Думал, что я выше других… У меня в прошлом целая куча ошибок, Принцесса, и каждую из них я хочу исправить.

— Почему вы сожалеете? — нахмурилась девушка и, поймав в ладони лицо Ким Тэхёна, заставила взглянуть на себя из-под длинной чёлки. — Почему вы чувствуете себя виноватым? Вы не должны чувствовать вообще ничего. И уж точно не считать себя виновным в том, что не смогли когда-то полюбить в ответ. Чувства не подвластны контролю. Даже нашему собственному контролю, Советник… Вы ошиблись тогда, — Наюн сглотнула, понимая, что почти делает шаг в пропасть, но всё же продолжила: — Вы ошиблись, едва предположили, что я влюбилась в вас при первой встрече. Ни тогда, ни в ближайшее время после этого я не чувствовала к вам ничего, кроме злости, раздражения и непонимания.

— Тогда… — выдохнул хрипло Ким Тэхён и прокашлялся. — Когда?

— Не знаю, — честно призналась Наюн и мягко улыбнулась, опуская руки на платье. — Наверное, в тот момент, когда увидела в вас большее, чем раздражающего Советника моего будущего мужа.

Её подбородка снова коснулись знакомые тёплые пальцы, заставляющие поднять голову, и девушка почти утонула в той тёплой тьме, которая сквозила в глазах напротив. Она не была смертельной, какой казалась раньше, но была очень приятной и желанной.

— Я не могу пока отменить свадьбу. Но я отсрочил помолвку.

— Я знаю. Как вам это удалось?

— Сказал, что народ Каталии не переживёт, если их любимую Принцессу вот так резко украдут, — чуть усмехнулся Советник, и Наюн сама расплылась в широкой улыбке. — Так что кульминацией надвигающегося бала будет ваш танец с моим братом. Но — клянусь — вы не выйдете за него.

***

Наюн с детства любила балы.

Ей бесконечно нравилось танцевать, быть центром внимания всех вокруг, улыбаться открыто и забывать о правилах приличия, потому все были пьяны и не обращали на маленькие упущения никакого внимания. Чимин, к слову, подобные приёмы ненавидел всей душой, всегда старался скрыться с глаз, убежать как можно дальше и, по возможности, отсидеться где-нибудь или, завязав знакомство с какой-нибудь очаровательной леди, уединиться с ней в лабиринте Дворца, каждый ход которого знал наизусть. Наюн такого его стремления не понимала, но рада была тому, что становилась всегда главной героиней вечера.

Её платья всегда блестели, как и глаза. Аккуратно подобранные украшения чуть давили на грудь тяжестью и казались самым важным и главным. Ей причёску подбирали долго и упорно, потому что Наюн требовала лучшего в надежде выглядеть потрясающе.

Но в этот раз, правда, всё было иначе.

Принцессе хотелось скрыться и убежать: от разговоров, от взглядов, от улыбок, от нужды казаться интересной. Наюн не волновало ни вино в бокалах, ни прекрасная музыка, льющаяся благодаря придворному оркестру, ни танцы, в которые снова и снова утягивали её чужие руки, а обладатели их не хотели слушать отказов.

Наюн злилась на самом деле, потому что не понимала этих порядков. Ей так хотелось отказать каждому из баронов их страны, лишь бы оказаться в паре с Советником чужой, но ей и шанса не давали возмутиться и заставляли вновь натянуть на лицо улыбку.

Родители кивали, полностью ею довольные, Чимин, едва выдержав официальную часть, скрылся где-то за пределами бальной залы, и Наюн осталась один на один с гостями, словно бы какой шут на потехе у публики. Она прежде относилась к этому совсем иначе, но никак не могла вернуть себе привычную расслабленность и наслаждение ситуацией теперь, когда весь её мир будто бы изменился, став совсем другим.