Он хотел ею овладеть здесь и сейчас. Разница между желанием и жгучей необходимостью была очень важна для Камеля. Ему нужен был секс, а не сама Ханна. И он точно знал, что страсть между ними будет сумасшедшей, ведь в его холодной невесте оказалось больше огня, чем у всех других женщин, с которыми он был, вместе взятых.
Губы Ханны сжались, когда она услышала его насмешливый тон.
— Что скажешь?
— Мне кажется, я не слышал начало этого разговора, поэтому не понимаю, что ты хочешь знать. Может быть, кофе? — Он взял в руки со стола кофейник и подлил горячего напитка в свою кружку, затем внимательно посмотрел на ее лицо. — Похмелье?
— Нет, — соврала она. От чарующего аромата кофе у нее потекли слюнки. — Я не хочу кофе.
— Хорошо, могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
Ханна недовольно фыркнула. Не поворачиваясь, она указала на открытую дверь, за которой стоял телохранитель.
— Это ты приказал ему повсюду за мной следовать?
Камель поднялся из-за стола, затем пересек комнату, пройдя мимо нее к открытой двери. Кивнув телохранителю, который стоял снаружи, он аккуратно закрыл дверь и повернулся к Ханне, хотя его внимание было обращено на то, чтобы поправить свой шелковый галстук, который идеально сочетался с его белой рубашкой.
— Боже мой, ты и так выглядишь до абсурда идеально.
Камель приподнял бровь, и Ханна почувствовала, как краснеет.
— Мне не нравятся мужчины, которые тратят на свою внешность больше времени, чем я.
— Сексистское утверждение. Но каждому свое. Мне жаль, что я не попадаю под твой немытый и неопрятный идеал мужской красоты.
— Мне не нужен телохранитель.
— Нет конечно же.
Не успела довольная улыбка от такой легкой победы появиться на ее лице, как он снова заговорил:
— У тебя будет целая команда телохранителей.
— Это какое-то безумие!
— Всего лишь необходимая мера, поэтому я советую тебе прекратить вести себя как дива и смириться.
— Я отказываюсь.
Камель перевел свой взгляд с ее горящих глаз на вздымающуюся от частого дыхания грудь.
— Ты можешь быть сколько угодно не согласна, и это ничего не изменит. Я знаю, что тебе нелегко привыкнуть к переменам.
— Я нахожусь во дворце! Как к этому вообще можно привыкнуть?
— Я был в поместье Брент-Холл, и это далеко не скромное жилище посла, — возразил Камель, неожиданно вспомнив портрет, который висел над камином в гостиной комнате этого поместья. Было ли когда-то то выражение мечтательной чистой невинности в глазах Ханны Латимер, как на этом ее портрете, или художник просто пытался угодить заказчику, который платил?
— Ты бывал у меня дома?
Камель склонил голову в сторону.
— Я посещал некоторые мероприятия вместо моего дяди. Полагаю, ты уже скоро привыкнешь к своему новому статусу. В конце концов, ты всю свою жизнь вела себя как избалованная принцесса. Теперь же у тебя есть этот титул и, конечно же, я.
— Я стараюсь об этом забыть.
— Это не лучшая идея. — Камель кивнул, затем поднял ручку со стола. — Это необходимость. Ты не покинешь стены дворца без охраны.
— Я ведь сейчас во дворце. Телохранитель ожидал меня за дверями моей спальни. Какая здесь вообще опасность может мне грозить?
— Ох, значит, ты беспокоишься о своей уединенности.
— Да, конечно же. Это ведь очевидно. — Мысль о том, чтобы провести свою жизнь как птица в золотой клетке, приводила ее в ужас. Ханна уже смирилась с тем, что потеряла свою свободу, но ведь должны же быть хоть какие-то рамки. Тогда о чем же ты думала прошлой ночью, Ханна?
— Когда мы будем наедине, уверяю тебя, нам никто не помешает.
Внезапно Ханна покраснела от жуткого смущения.
— Ты так легко краснеешь.
Она подняла на него свой возмущенный взгляд.
— Я не привыкла к такой жаре. — К накаленному воздуху пустыни она может привыкнуть, а вот к тому, чтобы находиться с мужчиной, который заставлял ее чувствовать… чувствовать… страстное влечение! — Так значит, это пример того, как изменится моя жизнь? Я оставила одну тюрьму, чтобы оказаться в другой.
— Но здесь условия гораздо лучше, — равнодушно заметил Камель.
Насмешка, с которой были приподняты уголки его губ, только еще сильнее испортила ее настроение. И лучше бы она не смотрела на его губы. Ханна сдерживалась, чтобы не поднести ладонь к своим чувствительным губам. Он ни разу не упомянул их вчерашний поцелуй. Может, он уже забыл?
— Это не шутка. — Чем возмущеннее она себя ощущала, тем спокойнее он с ней разговаривал. — И уж тем более не причина кричать и топать ножкой.
Камель посмотрел на ту ее часть тела, о которой говорил. У нее были очень даже неплохие лодыжки. Он не смог удержаться, чтобы не пройтись взглядом вверх по гладкой коже ее стройных ног… Подол голубого шелкового платья, которое было на ней надето, доходил ей чуть выше колена. Весь ее образ был прекрасным и… слишком идеальным.
— Я не топала ногой, — заметила Ханна, и ей тут же захотелось именно это и сделать.
— Нет, но у тебя есть привычка из всего устраивать трагедию, ангел.
— Если наше положение нельзя назвать трагичным, тогда что можно?
— Я понимаю, что тебе нелегко, но теперь нам обоим придется жить, отвечая за последствия твоих поступков.