Сердце волка

Поверхность воды рядом с моими ногами дрогнула, натянулась, подалась вверх, обрисовывая то ли выпирающий из воды шар, то ли мяч, и, не успела я додумать, чтобы это могло быть, прямо передо мной вынырнула чья-то голова на длинной тонкой шее, следом показались плечи — существо, похоже, женского пола, потому что еще немного — и над водой показались круглые холмики грудей и тонкие, изящные, уходящие под воду предплечья.

От того места, где она вынырнула, пошли медленные и плавные круги.

Стоило потокам воды соскользнуть, подобно тонкому покрывалу, с кожи существа, как волосы цвета зеленого золота слегка подпрыгнули и легли пышными красивыми волнами, рассыпаясь по поверхности воды, точно их высушили и красиво уложили нефритовыми щипцами.

На меня уставилась девушка с бледной, даже чуть в голубизну кожей и огромными, вдвое, а то и втрое больше человеческих, глазами-блюдцами в бархате черных ресниц. Глаза ярко-зеленые, выразительные и смотрят одновременно удивленно и проникновенно. Маленький курносый нос, торчащие трамплином нежно-розовые губы.

Я уставилась на ундину во все глаза. До последнего думала, что Вилла надо мной насмехается, а остальные ей подыгрывают. Поэтому с жадным вниманием изучала ундину, а та, в свою очередь, не менее пристально разглядывала меня, точно ей кто-то сказал, что люди — выдумка, и вот она впервые увидела человека и не знает, как на него реагировать.

Ожерелье из розовых раковин и кораллов обвивает длинную изящную шею и спускается на упругую грудь. Мне даже вспоминать не нужно энциклопедию дальних земель, и так ясно, что раковины морские, в озере таким взяться неоткуда. В центре розового ожерелья белеет крупная, с перепелиное яйцо, идеальной формы жемчужина.

Я снова поднялась взглядом вверх, вновь отметив, что черты лица ее хоть мелкие, но изящные. Лицо гладкое, без единого намека на мимическую складку у губ, скулы широкие, и кожа словно натянута.

Легкий кивок головы — то ли ундина поприветствовала меня, то ли кивнула каким-то своим мыслям. Кажется, Пепа рассказывала, что они поют, а вот о том, что разговаривают, не упоминала.

Вода перед ундиной чуть забурлила и натянулась, и с легким всплеском, обрушившим потоки воды, над поверхностью вытянулись длинные, тонкие руки с изящными кистями. Я даже отпрянуть не успела, так внезапно это произошло, когда увидела, что на пальцах ундины болтается тонкая цепочка из белого металла, заканчивающаяся вытянутым зеленым камнем.

Быстро и в то же время изящно ундина протянула ожерелье мне, камень блеснул изнутри зелеными сполохами.

Несмотря на то что руки ундины оказались на поверхности, она будто стояла в воде так же ровно, не пошелохнувшись.

Я осторожно нагнулась и протянула вперед руки, принимая из ладоней ундины камень на белой цепочке. Пальцы у нее оказались прохладными, но прохлада эта такая приятная, как вода в озере под дождем, про такую еще говорят, «как парное молоко». Кожа не настолько горячая, чтобы обжигать, но и не холодная, а с приятной прохладцей.

Я положила украшение на колени, решив не думать, зачем ундине вздумалось отдать его мне, и продолжила разглядывать ее. Она не изменила ни выражения лица, ни положения тела в воде, только руки оставила над поверхностью, положив кисти на воду перед собой ладонями вверх.

Взгляд ее остался прежним — открытым, удивленным, проницательным.

— Ты ждешь, чтобы я тоже что-то подарила тебе? — спросила я, и голос мой зазвенел над водной гладью. — Справедливо.

Кажется, я думала меньше одного мгновения, потом пальцы уверенно взметнулись вверх, к шее, расстегнули застежку, и перед моим лицом закачался платиновый медальон на широкой цепи. Благородного белого цвета овал с фамильным вензелем, изображающий цветок эдельвейса. Тонкий стебель и обрамляющие его листики искусно выполнены алмазной резьбой и нежно сияют на солнце, россыпь бриллиантов, выложенная узором в виде покорно склоненной головки, при ярком солнечном свете выглядит каплями росы, а не драгоценными камнями, и, что удивительно, тем ценнее смотрится.

Платиновый овал пару раз качнулся перед моим лицом вправо-влево, затем я мягким, но решительным жестом протянула его ундине.

Та ловко перехватила пальцами серебристую змейку цепи, и в следующую секунду последняя память об Андре исчезла в бирюзовой поверхности озера, словно и не было никогда этого медальона.

Ундина, впервые за все это время, взмахнула ресницами.

— Там, внутри, две миниатюры, — запоздало пробормотала я. — Они, конечно, размокнут под водой, но это ничего. Ты спрячешь в этом медальоне что-то действительно ценное или просто памятное для тебя.

По-прежнему не говоря ни слова, ундина нырнула, и над поверхностью мелькнул крупный, похожий на рыбий, только более подвижный хвост, покрытый нежно-голубой чешуей. Хвост заканчивался раздвоенным плавником.

Прежде чем скрыться в глубине, хвост шлепнул по воде, окатив меня каскадом брызг, и мир вновь обрел твердость и привычные очертания. Звуки и запахи стали более явными, насыщенными, настоящими.