Клементина поняла, что муж не шутит, и побежала к повозке, скользя по густой грязи. Гас подтолкнул жену на сиденье, а индианка закричала.
Индеец снял с седла лассо из сыромятной кожи. Сделал петлю и раскрутил над головой. Лассо рассекло воздух и обернулось вокруг плеч девушки, захватив ребенка в ее руках и младенца на спине.
Сыромятная петля затянулась. Индеец закрепил веревку на седле и развернул свою пегую лошадь, таща скво и ее детей за собой, как связку телячьих кож. Индианке приходилось быстро-быстро перебирать ногами, чтобы не упасть в тяжелое вязкое «гумбо».
– О, пожалуйста, остановите его! – воскликнула Клементина. – Заставьте его остановиться!
Гас не тронулся с места. Миссис Йорк, Энни-пятак и Змеиный Глаз – все они наблюдали и не пытались прекратить экзекуцию.
Клементина приподнялась, но Гас повернулся и так рявкнул на нее, что капельки слюны забрызгали его усы.
– Сиди! Не вылезай из проклятой повозки!
Клементина застыла, испытывая больший страх перед мужем, чем перед индейцем.
– Но он же связал ее. И тащит как животное.
Гас отвязал поводья и плюхнулся на сиденье. Ухватил полу плаща жены и дернул, усадив Клементину рядом с собой. Повозка накренилась, и Клементина покачнулась. Она вцепилась в медные перила, отстраняясь от мужа.
Низкая ось повозки скрипела и трещала, пока лошадь с трудом пробиралась по грязи. Гас ударил поводьями по крупу коняги.
– Она опозорила его попрошайничеством, Клем, – попытался объяснить Гас. Его голос звучал почти спокойно, хотя жилка на шее по-прежнему сильно и быстро билась. – Они муж и жена. Во всяком случае, индейские муж и жена. Мы не вправе вмешиваться.
Пальцы Клементины побелели, вцепившись в толстую шерстяную ткань плаща. Колеса наматывали минуты напряженного молчания. Повозка проехала мимо груды консервных банок и бутылок. Покрытая копотью типи осталась позади. Клементина не стала оборачиваться.
– Здесь другие правила, малышка. Ты должна научиться принимать их, чтобы жить здесь.
– Я не приму твои другие правила, мистер Маккуин. Ни одно из них.
Его глаза сверкнули, а губы сжались.
– Примешь, если велю.
– Не приму.
* * * * *
Густая бледно-зеленая бизонова трава сминалась после проезда повозки, словно кильватерный след за кораблем. Загудел ветер, горячий и сухой, пахнущий полевой горчицей и сосной. Он заглушал звон упряжи и хлюпающий скрип железных ободов колес в мелкокаменистой грязи. Заглушал испуганное кудахтанье диких куропаток и тяжелое молчание Гаса Маккуина.
Клементина посмотрела на напряженное лицо мужа. Он по-прежнему сжимал губы, будто накапливая запас слов. Это была совсем другая злость, не та, к которой она привыкла. Молчание вместо криков и упреков.
Гас повернулся и увидел, что она смотрит на него.
– Чувствуешь ветер, Клементина?
Она моргнула в замешательстве.
– Что?
– Его называют «чинук» – такой ветер. Он может за ночь растопить столько снега, что хватило бы на буран.
– О. – Клементина бросила еще один взгляд на мужа. Она по-прежнему немного сердилась на него, но готова была позволить своему гневу утихнуть, если и Гас согласен помириться.
Ветер действительно был горячим, сильным и мощным. Он нес с собой печаль, одиночество и беспокойство.
– Сколько нам еще ехать до ранчо?
– Около четверти часа.
– Энни-пятак рассказала мне о мистере Рафферти, – сообщила Клементина. – Твоем брате.
Краска залила щеки Гаса. Он силился не смотреть на жену.
– Довольно скоро я рассказал бы тебе об этом сам.
– Когда?
– Сейчас. Я собирался рассказать сейчас. Зак и я, мы росли как вольные южные пташки. А потом наша семья распалась, и мама взяла меня в Бостон, а Зак… остался здесь. Но три года назад мы снова встретились и решили вместе заниматься этим ранчо.
Клементина ждала, но поток слов, казалось, иссяк.
– А что насчет него? Твоего брата?
– Я же сказал. Мы вместе управляем фермой.
– Он старше или младше?
– Младше. Мне было двенадцать, а ему десять, когда… мы с мамой ушли.
– Значит, у вас разные отцы?
– Нет, мы родные братья. Зак просто… некоторое время назад он сменил имя. Не знаю, зачем. Здешние мужчины иногда так делают, когда оказываются не в ладах с законом. – Рябчик, пухлый как откормленная на ферме курица, пронесся поперек дороги, и лошадь в упряжке дернулась в сторону. – Посмотри туда, Клементина, – сказал Гас. – Видишь те бледно-фиолетовые цветы? Это анемоны. Индейцы называют их ушами земли. А вон те розовые – степные розы. Рябчики и куропатки любят ими полакомиться. К сожалению, эти цветочки по вкусу и черным медведям.
Клементина не посмотрела ни на анемоны, ни на степные розы. Она взглянула на мужа и ощутила какую-то странную боль, смесь нежности и отчаяния.
– У тебя рот как ловушка для бобра, мистер Маккуин.
Уголки его усов дрогнули.
– Правда?
– Да, – произнесла она, старательно подражая его манере растягивать слова. – Несомненная, достоверная и вековечная правда.
Гас натянул вожжи, останавливая повозку, после чего повернулся к жене.
– Ладно. Что ты хочешь знать?
– Почему ты не говорил мне, что твой отец тоже божий служитель?
Он скрипуче хохотнул.