Сердце, живущее в согласии

– Спасибо, – сказала я.

– Эта женщина хочет тебя поблагодарить.

– За что?

– За возможность проявить доброту к тебе.

Я слишком устала, чтобы понимать здешнюю логику, а потому приветливо улыбнулась официантке, и мы ушли.

– Может, наймем повозку и съездим за твоими вещами? – предложил У Ба. – Представляю, до чего ты устала.

– Ничего, дойду пешком. Здесь недалеко, и рюкзак у меня совсем не тяжелый.

У Ба снова закашлял. Первый раз я услышала его кашель за столом: сухой, пронзительный.

– Ты простудился?

Он покачал головой и взял меня за руку. Мы пошли к отелю. Всякий раз, когда я ускоряла шаг, У Ба деликатно меня сдерживал.

Солнце отбрасывало длинные тени и вскоре скрылось за горами. Стало прохладнее.

У Ба остался в вестибюле, а я поднялась на второй этаж за рюкзаком. Не желая обижать владельца отеля, заплатила за две ночи.

Я собиралась нести рюкзак сама, однако У Ба, глухой к возражениям, взвалил его себе на спину и торопливо вышел из отеля.

Глава 9

Я умирала от желания увидеть преображенный дом брата. Посланных денег должно было хватить на капитальный ремонт жилища У Ба.

Узкая тропка, петляющая между банановых деревьев и деревьев папайи, вывела нас к реке. У Ба часто останавливался, чтобы успокоить дыхание, но наотрез отказывался отдать рюкзак. Я узнала деревянный мост. Миновав его, мы поднялись по крутому склону, прошли мимо ветхих хижин. Казалось, первый же сильный ветер подхватит их и унесет неведомо куда. Покосившиеся стены и крыши были сплетены из сухих пальмовых листьев, бамбуковых стеблей и трав. Во многих дворах топились земляные очаги, и в темнеющее вечернее небо поднимались столбы белого дыма. Завидев нас, галдящие ребятишки бросали игры и вовсю глазели на двоих взрослых.

Дом брата скрывался за живой изгородью из цветущих бугенвиллей, стебли которых дотягивались до самой калитки. В наступающих сумерках цветки казались красными огоньками. Мы не без труда преодолели заросли, которые У Ба гордо называл садом. Его дом стоял на пятифутовых сваях. Я увидела знакомые стены из черного тикового дерева, прохудившуюся жестяную крышу и маленькое крыльцо. Внизу безмятежно похрюкивала свинья. Все как в моей памяти.

Мы поднялись на крыльцо. На первый взгляд дом и внутри почти не изменился. То же коричневое кожаное кресло. Та же пара кушеток с истертой обивкой. Маленький кофейный столик, темный шкаф. Картина маслом, изображающая лондонский Тауэр. Новым был красный алтарь… На стене висели фотографии Ми Ми и нашего отца – Тина Вина. Кусочек его нью-йоркской жизни. Вернувшись домой, я послала У Ба этот снимок. Перед фотографиями лежали красные цветы гибискуса и горстка риса. Если я не ошибалась, раньше это место занимала статуя Будды. Я вспомнила нью-йоркскую квартиру. В какой из нераспакованных коробок лежала такая же фотография отца?

По периметру гостиной были расставлены пластмассовые ведра. Вряд ли они часть какого-то ритуала… Вспомнив о пчелах, я взглянула на шкаф, где они жили. Пусто.

– А где пчелы?

– Увы, они покинули мой дом и нашли себе новое пристанище. Где – не знаю, – ответил У Ба, снимая с плеч рюкзак. – (Я облегченно вздохнула.) – Их место заняли две змеи.

– Кто? – пролепетала я, застыв на месте.

– Две кобры.

– У Ба, нельзя так шутить.

– Мы неплохо уживались, – сказал он, удивленно глядя на меня.

– У Ба, тебе ли не знать, насколько опасны кобры. Они ядовиты! Один укус – и человек умирает.

– Кобры не причинили мне вреда, – спокойно возразил брат.

Он не понял моего испуга.

– Где они сейчас? – спросила я, борясь с желанием вскочить на кофейный столик.

– Не знаю.

– Что?! – Я была на грани истерики.

– Однажды они просто исчезли.

– Что значит «исчезли»? Когда ты видел их в последний раз? На прошлой неделе? Месяц назад? Когда?

У Ба вдруг расхохотался и несколько минут не мог успокоиться.

– Уже и не помню. Ты же знаешь: в моей жизни время не играет особой роли. Должно быть, уползли год назад. Или два.

– То есть сейчас их нет ни в доме, ни во дворе?

– Да. Я же сказал, что они исчезли. Куда – тоже не знаю.

Мне стало чуточку легче.

– И ты не боялся?

– Чего?

Брат вовсе не поддразнивал меня. Он действительно не понимал моего беспокойства. Я это видела по его глазам. По маленьким карим глазам, говорившим: «Не понимаю, чтó так взволновало сестренку».

– Чего? – переспросила я. – Они могли тебя укусить. Ты бы мог умереть.

Он долго молча смотрел на меня и добросовестно пытался понять.

– Нет, – сказал наконец У Ба. – Этого я не страшился.

Думаю, я ему завидовала.

– Спать ты, конечно же, будешь на моей кровати.

У Ба отодвинул выцветшую зеленую занавеску, открыв комнатку с деревянной полкой, ночным столиком и стулом. С потолка свешивалась лампочка без абажура. У Ба не преувеличивал: скачки напряжения давали о себе знать.

– Даже матрас есть, – с гордостью сообщил У Ба. – Моя величайшая роскошь. – Он задвинул занавеску. – Сделаю-ка я нам чая.