Сердце, живущее в согласии

Подумав об этом, Ну Ну почувствовала волну желания. Может, снова лечь и соблазнить мужа сразу же, как проснется? Нет. При такой погоде времени у них будет предостаточно. Скоро придут послушники за подаянием, они всегда приходят по утрам. Самое позднее, через час явятся. Ну Ну встала, прошла к очагу, поставила вариться рис. Для овощного карри она выбрала самые крупные помидоры и баклажаны. Монахам – только лучшее, хотя временами ей с мужем приходилось жить впроголодь. Маунг Сейн несколько раз выражал недовольство ее щедростью.

Думая о двух годах замужней жизни, Ну Ну чувствовала глубокую благодарность. Ее охватывало смирение, и она хотела – пусть и скромно – отблагодарить судьбу за свое счастье. Чем заслужила она такую радость? Что хорошего она совершила в прежней жизни, если получает столь щедрое воздаяние в нынешней?

Спасибо дяде Маунга Сейна. После свадьбы ссудил им денег, и молодые смогли купить старую хижину со всем имуществом, а также участок земли. Деревня, где теперь жила Ну Ну, стояла в двух днях пешего пути от родных мест. Хижина была просторной, с очагом в углу. Возле него на деревянной полке нашлись миски, оловянные тарелки, кружки и несколько закопченных, испещренных вмятинами кастрюль. Ложки, ножи и пара поварешек были просто воткнуты в стену, сплетенную из пальмовых листьев. На полку молодые составили и свои нехитрые припасы: полмешка риса, помидоры, баклажаны, имбирь и банку рыбного соуса.

Над дверью Ну Ну повесила старые часы, чьи стрелки давно застыли на шести ноль-ноль. Напротив разместили алтарь с деревянной статуей Будды. Между балками муж прикрепил два бамбуковых шеста, на которых они развесили вещи: полотенце для каждого, лоунджи, рубашку, несколько футболок и нижнее белье. Это была вся их одежда.

Во дворе росли два высоких и тонких дерева папайи, несколько банановых деревьев, бамбук и пальмы. За хижиной молодые устроили огород для овощей.

Стараниями дяди Ну Ну Маунг Сейн из лесоруба превратился в крестьянина. Недостаток опыта он восполнял усердием, одним из первых уходил в поле, где помогал новому родственнику (дядю Ну Ну он звал тестем) и учился крестьянствовать. Увы, результаты оставались скромными. Маунгу Сейну так и не удавалось вырастить сочные овощи. Его капуста и помидоры были сухими и безвкусными. Урожай риса заметно уступал урожаю на полях соседей.

Иногда они с женой голодали, и Маунг Сейн не раз спрашивал себя, по силам ли ему содержать семью. Он подумывал вернуться к привычной работе, но в здешних краях тиковых деревьев было мало и их берегли. Если вновь стать лесорубом, придется ездить на заработки по дальним провинциям и долгие месяцы проводить вдали от дома. Такое для них с Ну Ну было невыносимым. Любой час, проведенный врозь, они считали прожитым напрасно.

Нужда и лишения не тяготили их. Оба с детства привыкли к такой жизни. Зато они открыли нечто совсем иное – телесные наслаждения. Поначалу это были робкие прикосновения, которые незаметно переросли в безудержную страсть.

Желания плоти вымыли из души Ну Ну безграничную печаль. В первые месяцы она еще впадала в привычные депрессии, но затем стала сражаться с ними. Главное, чтобы муж ничего не заподозрил. Однако Маунг Сейн чутко улавливал перемены в настроении жены. Ему было достаточно заглянуть в ее глаза, чтобы все понять. Он замечал, что в иные дни ей трудно встать с постели, приготовить обед, сходить на рынок или просто поболтать с соседкой. Маунг Сейн не мучил ее вопросами, не пытался докопаться до причин. Он становился вдвойне заботливее и нежнее. Словом, вел себя так, будто беспричинная, изнурительная тоска у его жены – это особенности всех женщин.

Два года спустя Ну Ну уже и припомнить не могла, когда в последний раз у нее было тяжело на сердце.

Безмятежная и мятущаяся души обрели общий покой.

Познакомившись с Маунгом Сейном, Ну Ну прониклась твердой уверенностью, что некоторые люди созданы друг для друга.

Родственные души. Родство иного свойства, нежели кровное.

Уже потом Ну Ну иногда спрашивала себя: в полной ли мере она насладилась счастьем первых лет жизни с Маунгом Сейном? Следом вставал другой вопрос: сколько счастья отпущено человеку? Возможны ли вообще ограничения в радости? Или это тоже зависело от кармы? Редкие счастливчики наслаждались счастьем всю жизнь. Кому-то оно выпадало в первой половине жизни, кому-то – во второй. Может, ей нужно было рачительнее относиться к своему, и тогда бы оно продлилось подольше? Может, им с Маунгом Сейном нужно было иногда сдерживать свою прыть в постели? Но существуют ли закрома для счастья, где оно сохраняется? А вдруг все, что случилось с ней и ее мужем, было лишь прихотью неведомых сил, которые действуют по своим правилам или вовсе без оных? Люди для них – игрушки, прутики, несомые бурной рекой. Как бы они ни кружились, как бы ни подпрыгивали на волнах, рано или поздно сгинут в водной пучине.