- Они истинные жрецы. Я далек от дурных каламбуров и не называю их жрецами форели, хотя они и потребляют ее чрезмерно. Нет, дорогой друг, они истинные жрецы некоего идола, который они называют натурой, а я, как вы знаете, к идолам неравнодушен. К тому же так волнующе наблюдать нечто малопонятное и местами пугающее непосредственно перед ужином… И все же как мне поступить с собакой дорогого Марселя?
Момент был самый неподходящий, но говорить о псах и адептах натуры с человеком, чью жену он вознамерился отобрать, Эпинэ не мог.
- Барон, я должен вам сообщить…
- Конечно, я заплачу куаферу за риск, но что, если Готти укусит его не куда-нибудь, а в руку? В правую. Мне придется искать другого мастера, а это невозможно. В смене куафера есть нечто отталкивающее и ужасное, как и в смене вероисповедания. Это либо насилие, либо отрицание всей прошлой жизни.
- Сударь, - прервал излияния Робер, - я должен с вами поговорить. Очень серьезно!
- Надеюсь, это не касается молодого человека, которого моя жена отказывается принимать? Понимаете, я считаю правильным предоставлять ей полную свободу в выборе друзей. Недоверие и, того больше, претензии - это в высшей степени вульгарно.
- Барон, я говорил с Катари… Леворукий, я люблю Марианну, а она - меня! Мы просим вас о разводе. Разумеется, я… Я заключу с вами договор насчет имущества. Я в этом ничего не понимаю, но мэтр Инголс…
- Договор? - скривился барон. - Не терплю бумаг! Благородные люди обходятся честным словом и при необходимости шпагой, этого вполне достаточно. Постойте… Вы хотите забрать Марианну… то есть связать с ней свою судьбу при помощи законников и церкви? Это несколько неожиданно. Идемте в кабинет, такие вещи всегда обсуждают в кабинетах, к тому же я покажу вам новую камею. Слоистый агат… Танец среди молний… И после этого говорите, что совпадения случайны! Чушь, что бы ни утверждали матерьялисты. Они пытаются оскопить наши чувства, но оскопленные существа противны той самой натуре, о которой пекутся эти своеобычные господа.
Дориан, «Слезу блудницы» семьдесят девятого года в мой кабинет. Хотя нет… Это название в нашем положении звучит двусмысленно. «Змеиную кровь» восемьдесят второго! И гигантские оливки… Проходите же!
- Сперва скажите, - Робер встал на пороге, напоминая самому себе деревенского осла, - вы согласны дать Марианне развод?
- Не подумайте, что я против, - качнул паричком Коко, - но я не могу пойти на это до окончания войн. Понимаете, мой дорогой друг, я отвечаю за Марианну и не могу позволить ей остаться вдовой в чужом доме. Не спорю, быть маршалом очень достойно, это нравится женщинам и окрыляет молодых людей, но маршалы слишком часто оставляют вдов, а я хочу быть уверенным в том, что моя дорогая жена счастлива и обеспечена. Только тогда я с чистой совестью устрою собственную судьбу. Признаюсь вам, я был бы счастлив найти где-нибудь в провинции девушку, почти девочку. Юную, чистую, прелестную, как сама любовь, и открыть ей мир красоты.
- Вы собираетесь жениться? - не понял Робер. - На ком? Когда?!
- Как только найду достойный огранки бриллиант. Да, на этот раз это будет не рубин, а бриллиант или сапфир! Юная женщина с золотыми волосами и синими или же фиалковыми глазами… Конечно, придется сменить обивку и, возможно, заказать новые витражи…
- Я не так богат, как Валме, - понял намек Робер, - но я уже говорил. Мэтр Инголс…
- Я уже просил вас, герцог, не упоминать о столь отвратительных вещах, как законники, бумаги и тем более расписки. - Маленький барон выпятил грудь и привстал на цыпочки, чем-то напомнив давешнего голубя. - Иначе я сочту себя оскорбленным. Дорогая, как ты некстати…
- Даже с вином? - Марианна ловко пронесла поднос с бокалами между мужем и любовником и водрузила на обширный стол. - Я думала, запрет на посещение твоего кабинета распространяется только на собак.
- Дело не в кабинете, - объяснил барон, - а о некоем предмете, который мы обсуждаем с герцогом Эпинэ.
- Я вынуждена считать себя оскорбленной. Вы говорите о «некоем предмете», подразумевая меня. Вы зашли слишком далеко, господа. - Марианна спокойно разлила вино. Этого платья Робер у нее еще не видел; золотистое с терракотовой отделкой, оно великолепно сочеталось с портьерами и леопардовыми лилиями на плафоне.
- Дорогая, если тебя и можно назвать вещью, то немыслимо дорогой, - нашелся барон. - Положительно, меня сегодня тянет на неудачные каламбуры… Да, я же обещал показать дорогому Роберу свою камею! Сядьте. Да сядьте же! Нужно, чтобы свет падал под определенным углом. А теперь смотрите.
Всадники! Всадники, летящие сквозь расколотую молнией осень. И это всего лишь слоистый агат?! Обработанный камень?! Этот полет и это пламя, опаляющее души спустя тысячелетия после смерти мастера!
- Я надеюсь, - возвестил барон, - что она сделана по эскизу самого Диамни Коро. К несчастью, гальтарские мастера не подписывали свои творения, а клеймо нам, сегодняшним, ничего не говорит.
- Но тут какие-то буквы, - возразил Эпинэ, не в силах оторвать глаз от распластавшихся в полете коней, - разве это не подпись?