СЕРДЦЕ ЗВЕРЯ Том 2 ШАР СУДЕБ

- Что, дочь моя? - Олларианец умело пристроил своего мерина рядом с рысаком. - Вижу, алчет душа твоя, только чего? Касеры или ссоры?

- Одуванчиков! - огрызнулась принцесса. Бонифаций почесал нос.

- Сын мой, - весело велел он адуану, - набери-ка нам одуванчиков. Если лысые, то им не в укор, ибо исполнили они предназначение свое, а нам сие только предстоит.

Матильда сжала хлыст. Епископ заржал. Выглядел он в точности как Бочка, стань тот олларианцем, о чем Матильда и сказала. Бонифаций довольно кивнул.

- Злись, дочь моя, - разрешил он, - сколь душе твоей заблудшей угодно. Злость сия есть дело благое и для тебя полезное, а мне она - что хряку дробина. Не пробьет, но почешет.

Принцесса не ответила - олларианец в ответах не нуждался. Хотел вещать и вещал, размахивая похожим на огурец пальцем. Можно было не смотреть, не слушать не выходило.

- Есть злоба и злоба, - наставлял епископ. - Та, что под корягой сидит да прохожих за пятки кусает, - от Врага. И надобно ту корягу отвалить и башку, ядом истекающую, каблуком кованым расплющить. А есть злоба, что из-под коряги выгоняет да на гору лезть велит, падать, обдираться, но лезть. Эта злоба - от Создателя. Лежащие да стенающие неугодны Ему, злость и обиды для них как кнут да шпоры для коня застоявшегося. Дохнут души от лежания, от стенаний же и жалости к себе протухают. Смраду от них, точно от паралитика, что под себя ходит. Создателю то нюхать невместно, а Врагу в его болоте радость: дескать, не токмо у меня смердит, но и до Создателя долетает. Уразумела?

Достойного ответа не было, разве что вытянуть надоеду хлыстом, но Матильда это уже пробовала на третий или четвертый день пути. Жирная туша оказалась на редкость увертливой, а самой Матильде пришлось выслушать проповедь о тех, кто замахивается, а ударить толком не может. Этого хватило. Женщина перестала отвечать, если речь не заходила о делах уж совсем житейских. Она просто ехала вперед, равнодушно глядя на варастийские просторы. Собственно, не болтайся рядом Бонифаций, Матильда вряд ли стала бы более склонной к общению. Не то было настроение, чтобы болтать с молоденькими офицерами из конвоя…

- А вот и Ежанка. Приют кратковременный воинов благочестивых! - Кабан сменил назидательный тон на человеческий. - Скоро омоем мы прах с ног наших и утолим голод и жажду.

Булькнуло. «Скоро» для епископа равнялось «немедленно». Матильда переложила поводья в левую руку и привстала в стременах, рассматривая с небольшого холма многочисленные дома, среди которых виднелись и каменные, полукольцом охватывавшие небольшой форт.

Ежанка, служившая сейчас базой для армии Дьегарро-на, два года назад была пограничной заставой, разгромленной и сожженной в самом начале бирисских набегов.

Последующие события сказались на развалинах и пепелищах самым благим образом. Заставу, само собой, восстановили, но этим дело явно не ограничилось. Принцесса разглядывала не успевшие потемнеть крыши и запруженные повозками и фурами - это было видно даже издали - улочки.

- Скоро сие скопище отправится творить богоугодные дела, - обрадовал Бонифаций. - Возрадуются праведные, и содрогнутся нечестивые. А вот и гонцы наши.

Навстречу кавалькаде вверх по склону поднимался аду-анский теньент, утром отправившийся к маршалу, предупреждать о гостях. Пару адуану составлял всадник на хорошо знакомом Матильде сером. Хавьер Торрихо. Значит, Дьегаррон в Ежанке.

- Резиденция ее высочества готова. - Адъютант командующего указал на группу каменных домов, стоявших отдельно на восточной окраине поселка. - Маршал освободится к вечеру и просит присоединиться к нему за ужином, но только просит. Если вы устали, ужин будет доставлен к вам. Дом маршала - вон тот большой, справа. Ваше высокопреосвященство, маршал предлагает вам свое гостеприимство.

- Еще б не предложил, - буркнул Бонифаций. - Приютивший слугу Его пройдет Вратами Рассветными, хотя Дьегаррон сей и без того спасен будет, ибо доброе дело делает. Бакраны здесь уже?

- Ждем завтра. Ваше высокопреосвященство, ехать лучше в обход. Сразу с двух сторон подошли обозы.

2

Маки, до которых они все-таки дошли, и в самом деле цвели. Мощные кусты грозили торчащими на жестких сочных стеблях цветами. Пронзительно-оранжевые и чужие, они ничем не напоминали алых бабочек, словно бы присевших на клонящиеся от росы стебельки. Это были придворные маки, не видевшие ни радуг, ни конских табунов…

- Я опять не подумала… - прошептала Катари. -

Я просила посадить маки, их посадили. Такие, какие нашли. Будет жаль, если моими последними маками станут эти.

- Прекрати, - велел Иноходец, пытаясь загородить горящее на клумбах безумие. - Следующей весной к твоим услугам будут все маки Эпинэ. Я верю в Валмона.