– Тогда я тоже не стану спорить, – зевнул рекомый виконт, пытаясь припомнить хоть самого завалящего Сэц-Гайярэ. Вспомнил Сэц-Гайяров, но кэналлийцам такая разница не в разницу. – Как вы можете подниматься в подобную рань?
– Нужно.
– Кому? – Валме провел ладонью по щеке и понял, что придется еще и бриться. – Хотите шадди?
Собрат Герарда хотел. При условии, что сварит сам из привезенных с собой зерен. Марсель зевнул еще раз и понял, что приезд рэя – меньшее из возможных утренних зол.
К полудню все как-то наладилось – во многом благодаря пегой красотке, обладавшей удивительно плавной рысью, ну и погодка выдалась славной, да и Лагартос не только шадди умел варить. Кэналлийцы не отказали себе в удовольствии поохотиться на чесанувшую от Старой Барсины погань. Оказалось, что трусливей всего мародеры и дезертиры вели себя у развалин, удрав же подальше, они непонятным образом осмелели настолько, что не только огрызались, но и нападали. На превосходящего противника. Лагартос этого не понимал, Валме тоже, но понять хотел, так что время в пути пролетело незаметно.
Сэц-Гайярэ оказался стройным светловолосым человеком, отдаленно напоминавшим Савиньяков и еще кого-то. Пора было обедать, и Валме предложил проделать это в саду, честно предупредив, что на голову может свалиться груша. Гость не испугался, он вообще не производил впечатление пугливого. Когда принесли похлебку, сотрапезник знакомо опустил голову, и все стало на свои места. Особенно след на руке покойного полковника Нокса, о котором говорил милейший Габайру. Рокэ не говорил, но это ничего не значило.
– Герцог Алва вспоминает о вас с признательностью, – заверил Марсель, бросая Котику кусок зеленой кэналлийской лепешки, которую ставили в печь уже с соусом. – Но я не думал, что от Гайярэ уцелело что-то, кроме замка.
– Графиня Савиньяк полагает, что уцелел я, хотя в любом случае я остаюсь незаконнорожденным.
– Насколько я понимаю, графиня в безопасности?
– Да. Она об этом пишет вашему отцу.
– Я уже вскрыл одно адресованное ему письмо, это себя оправдало, но поступать так раз за разом дурно. Вы не могли бы меня просветить относительно судьбы графини и баронессы Капуль-Гизайль?
– Извольте. – Незаконнорожденный ел быстро, но красиво, что всегда внушало Марселю симпатию. – Графиня Савиньяк хотела видеть своего старшего сына. Я должен был ее сопровождать, но за Кортоной нам посчастливилось встретить разведчиков-«фульгатов» из армии Лионеля Савиньяка. Графиня продолжила свой путь, а я, полагая поручение исполненным, отправился на юг.
– Папенька будет дарить вам астры, – предупредил Валме, приступая ко второму куску мяса. – Не берите, на них заводится мучнистая гниль. Что случилось с баронессой?
– Она умерла. – В голосе бывшего Пьетро прорезалась бывшая же отрешенность. – Последней в живых ее видела графиня. Я как мог осмотрел тело, но причины смерти не обнаружил. Это мог быть яд, или внезапно проявившаяся болезнь, или… что-то другое.
– «Что-то»?
– У любой смерти есть причина. В том положении, в котором мы находились, я смог бы заметить разве что следы прямого насилия. Их не имелось.
– Грустно. – Марсель приподнял бокал. Новость виконту не нравилась, хуже того, она огорчала, удручала и порождала цепочку сложностей. – Что было потом?
– Мы с моим товарищем похоронили умершую в тайнике в Огородном предместье. К сожалению, я еще не принял постриг, и прочитанные мной молитвы не являются заупокойной службой. Графиня Савиньяк считает, что герцогу Эпинэ о смерти баронессы должен сообщить его высокопреосвященство.
Валме присвистнул. Это вырвалось само собой и было неприлично, но виконт в самом деле был расстроен куда больше, чем от себя ожидал. Марианна по праву считалась Звездой Олларии и погасла, когда та свихнулась! Началось с пропавших цветочниц и погасших улыбок, кончилось погромами и смертью красавицы, которую умудрился полюбить бедолага Эпинэ.
– Вы играете в карты? – уныло спросил Марсель.
– Я знаю, как играют. – Пьетро поднял глаза; оказывается, он мог смотреть и прямо, что немало увеличивало его сходство с Савиньяками. – Вы хотите разыграть роль черного вестника в тонто?
– Воистину, сынам церкви приходят в голову смелые мысли. Нет, я хотел сказать, что вашу неприятную даму, увы, бьет Повелитель Кошек… Его высокопреосвященство Левий умер на руках у герцога Эпинэ и ничего никому больше не скажет. Среди беженцев затесалось несколько «бесноватых», один из них бросил камень, но смерть, если верить брату Анджело, произошла от разрыва сердца. Я не очень понял, что это такое, вроде бы кровь не доходит куда надо. Когда такое случается – лечить поздно, а до того ничего нельзя понять. Впрочем, не будь удара, ничего бы не произошло, по крайней мере тогда.
Гляди Марсель собеседнику в лицо, он вряд ли что-то заметил бы, но расстроенный виконт смотрел на стол, вот и увидел, как державшая нож рука сжалась так, что побелели костяшки пальцев.
– В таком случае, – а вот голос еще не монаха оставался ровным и негромким, – я бы подождал с известиями о баронессе до возвращения графини Савиньяк.
2