Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

– Трактирщик сказал, вы уехали с кэналлийцем в сторону заставы. Есть новости?

– Графиня Савиньяк жива и здорова, – зевнул Марсель, – признаться, я рад, хоть и не удивлен: вы меня успокоили на месяц вперед.

– Графиня написала?! Только она, или…

– Арлетта с отцом старые друзья, – перебил Марсель, прежде чем Робер задал вопрос, требующий либо правды, либо прямого вранья. – Маменьку это тревожит уже лет сорок, хотя все невинно, как эдельвейс. Однако заподозри мой дражайший родитель, что у графини неприятности, он начал бы чудесить, и мы б рисковали узреть новый Гальбрэ. Арлетта это знает, вот и черкнула пару строк при первой же оказии. Она со свитой отправилась к Лионелю, и я могу ее понять: материнское сердце и все такое…

– Со свитой?

– Не станет же мать двоих маршалов разъезжать одна! – От возмущения Марсель уселся, не дожидаясь приглашения, и у него на коленях тут же оказалась собачья башка. – Утром я выезжаю к батюшке, нам с вами по дороге, и будет лучше, если я вас слегка провожу. Гроб готов?

– Да. – Эпинэ явно думал о другом, вот и хорошо. – Год назад я был в Сакаци… Всего год, но, кажется, до него я почти не жил – все как в тумане… Так бывает в горах: впереди вершина, обернешься: мгла какая-то, даже странно, что в ней что-то есть – камни, речки, деревья, люди, лошади. Вы, наверное, это тоже видели? В Сагранне?

– И видел, и увижу, причем скоро, воля соберано, знаете ли… Лисенок не такой зверь, чтобы его оставлять без присмотра, хотя он был очень любезен.

– Представляю… – Лицо Эпинэ приобрело странное выражение, но, возможно, он просто пытался думать. – Валме, вас не обидит, если я скажу, что вы нам всем морочили голову…

– Нет, что вы! – Если б не Котик, Марсель встал бы и поклонился. – Морочить голову таким, как вы, легко и приятно, но господин Бурраз делает это заметно лучше. Не скажу, что раньше не обращал на него внимания, но до слов Этери я поклялся бы, что наш бравый казарон дурак. Да что я! В его глупости не сомневался сам Габайру.

– Катари не верила, что Адгемар отправил в Талиг дурака… Марсель, я заговорил о том, что вы нас всех надули, не потому, что я в претензии. Я не силен в интригах, а вы в этом разбираетесь. Мне хотелось бы понять… Левий думал, что Альдо и Матильду… принцессу Ракан пытался отравить Адгемар Кагетский. Его вынуждали помогать Альдо, а он не хотел, вот он и решил убрать Раканов и убрал бы, но отраву съела дайта Матильды…

– Жаль, – посочувствовал Марсель, – и собаку жаль, и что не вышло… Вы сомневаетесь в словах Левия? Но они очень похожи на правду. Адгемару ссориться с Талигом был не резон. Кто его заставлял, кардинал не сказал?

– Он думал, что Гайифа, а по-моему, гоганы или «истинники». Альдо водился и с теми, и с другими. Гоганы могли заплатить, а «мыши»… Они меня однажды допрашивали, не понимаю, как я не рехнулся.

– Иногда, чтоб не рехнуться, довольно пары бутылок. У меня тут собачья голова, так что вино заказывать вам. Если, конечно, у вас после вчерашнего не ломит затылок.

– Со мной все в порядке. – Эпинэ блаженно улыбнулся. – Мевен после вчерашнего до сих пор в постели, а я хоть сейчас в бой! С тех пор, как я… как мы с Марианной… Теперь я могу выдержать очень много, даже странно.

– Рад за вас. – В реку становящегося крайне любопытным разговора вплыло бревно, и его следовало немедленно обойти. – Признаться, предстоящие бои меня занимают не особо. Ну, очередной абордаж-штурм-атака… Доскачем, начнем, тогда и поволноваться можно будет, а вот причины нынешней гадости – вопрос серьезный, над этим стоит поломать голову, не отвлекаясь на всякую ерунду. Но где сказано, что ломаемая голова должна быть трезвой?

Лодка причалила к берегу, не перевернувшись, то есть Эпинэ, прервав любовные откровения, помчался к трактирщику. Марсель вытащил из кармана последний пряник и отдал возвращенному сокровищу, сокровище захрустело.

4

После обеда нареченная Юлианой легла, и Мэллит выскользнула в сады, подобных которым не видела даже в лучшем из снов. Цветы – это песни Кабиоховы, и сестра первородного Валентина слышала их и жила ими. Она привезла из дома отца садовника и растения, знавшие иные небеса и иную почву. Утром первородная Ирэна показала гостям цветники в главном дворе и на площадках южных башен, а потом все спустились в обширный парк, бывший в дни юности замка лесом. Деревья здесь были высоки и помнили многое, а в кустах перекликались птицы, слишком большие, чтобы петь.

– Здесь можно заблудиться, – сказала роскошная, и нареченный Валентином взял ветку и нарисовал на земле, как идет древняя стена, обнимающая парк со стороны замка, и где берут начало аллеи.