Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 5

На прощание я хочу вас развлечь. Или удивить, или насмешить найденной, наконец, правдой о поддельных лилиях, которые могли стоить нам с Вами жизни. Все оказалось на редкость просто: целью убийц была я, а причиной – планы Вашего покойного кардинала, задумавшего развести короля и женить на «урготской купчихе», как нас с Юлией за глаза называют в Агарии и Бордоне.

Отец не отпустил бы ставшую единственной наследницу, значит, одна из нас должна была умереть. Юлия на троне желательнее меня, ведь я умнее, значит, умереть предстояло мне и моему кавалеру. О том, что им мог оказаться герцог Алва, никто не подозревал; при дворе называли троих возможных счастливцев, одним из которых были Вы, а еще двумя – наследники видных урготских семейств. Попробуйте назвать имя того, кто отдал приказ убийцам, это будет моей второй загадкой, которая наверняка Вас позабавит, ведь опасность во всех смыслах миновала. Герцог Алва, когда я во время танца спросила его, что он думает о смерти, ответил, что промахнувшаяся смерть всегда забавна. Наша с Вами смерть промахнулась, так давайте над ней посмеемся.

На этом я заставляю себя прервать разговор и начинаю с нетерпением ждать Вашего ответа.

Пока всего лишь Ваш друг.

Письмо было ужасно милым, а папенька – старым негодяем, потому что лишь негодяй способен на оборотной стороне девичьей грусти начертать зелеными чернилами «Манрик», испортив сразу и послевкусие, и загадку.

– Отвратительно, – пожаловался почтительный сын вдосталь набегавшемуся и теперь изображавшему из себя седоземельскую шкуру Котику. – Кругом одни мерзавцы и греховодники! Одни травят, другие не пишут, а третьи читают чужие письма и при этом изволят дразниться.

Котик приоткрыл один глаз и тут же закрыл, он слишком устал, чтоб вдаваться в подробности, Марсель, когда его волокли в Фельп, на сочувствие тоже не был способен. Виконт раздраженно щелкнул по выболтавшему секрет футляру, давя желание немедленно засесть за отповедь. Банальное возмущение папеньку бы не пробрало, тут требовалось что-то заковыристое. Мысль наябедничать графине Савиньяк Валме отверг как недостойную – совладать с обнаглевшим родителем следовало самому. Для начала Марсель решил усомниться в виновности Манрика. Папенька записал бывшего тессория в убийцы, но желающих отравить урготскую наследницу наверняка было больше.

Котик похрапывал, Валме размышлял, потихоньку убеждаясь в отцовской правоте и по сему поводу закипая. От прихода в полное бешенство спас слуга, доложивший о бароне Капуль-Гизайле.

– Зовите, – дозволил Марсель, – и да поможет ему сам Бакра.

Вкатившийся барон выглядел необычно. Ни раскрытых объятий, ни улыбок – военная простота и суровость, которые подчеркивал черный с серебром туалет и простой короткий парик, изрядно напоминающий шевелюру Ариго.

– Нам следует объясниться, – голос Коко был сама твердость. – Бушует война, и мы должны знать, кто рядом с нами.

– А вы не знаете? – тоже довольно-таки сурово поинтересовался Марсель.

– Мне казалось, что знаю, – теперь в глазах барона была горделивая скорбь, но сами глаза в сравнении с очами Бааты подгуляли. – Мне казалось, что у меня есть друзья.

– А нам казалось, что у вас есть жена.

Гóлоса Марсель не повышал, но Котик отчего-то не только проснулся, но перевернулся на брюхо и заворчал. Тихонько, но довольно-таки зловеще.

– Обстоятельства моей личной жизни касаются лишь меня, – барон вздернул подбородок. – Все мы не те, кем кажемся, будь иначе, мир канул бы в пучину вульгарности.