— Одну минуту, — Валентин подложил под эсперу что-то, сперва показавшееся тарелкой, но бывшее зеркалом в узкой серебряной рамке. — Режем.
Крови Арно не боялся ни чужой, ни своей, но почему-то зажмурился. И это после лекарского обоза! Как же там пахло этой… таволгой. Уж лучше дым, особенно не пороховой. Как осенью в Сэ, когда в парке жгли листья и ждали сперва отца, потом братьев…
— Так мне признаваться, — зевнул Салиган, — или как?
— Признавайся, — Алва чуть ли не впервые после встречи в Хандаве провел ладонями по глазам. Забивать ему голову голубиным бредом сейчас было бы свинством, но завтра придется рассказать все. — Я еще не сплю.
— Вы уверены? — Эпинэ растер запястье. — Я за себя не поручусь. Давайте обсудим, что получилось, завтра.
— Обсудим завтра. — Неужели согласен?! Выходит, ему опять худо! — Но рассказать придется сейчас, иначе забудем.
— Я видел голубей, — забудешь такое! — их кормили, и они почти стали людьми, но крылья остались. И хвосты… Выглядело отвратительно…
— Они дрались? — Алву полуптицы не удивили. — Как голуби или как люди?
— Как в Доре… Хотя ты же не видел!
— Ты уверен?
— А…
Брякнуло. Салиган вытащил из подтаявшей кучи венец, встряхнул и нахлобучил на кубок.
— У видений есть одна чудесная особенность, — объявил он, — поверьте бывшему лжесвидетелю. Доказать, что я видел не то или вообще ни змея не видел, нельзя.
— Это к чему? — до странности рассеянно осведомился Валме.
— К тому, что Эпинэ лучше выставить. В противном случае я либо растравлю его раны, либо подорву молоденькую веру в меня, а это такое приятное чувство… Рокэ не считается, у него был повод.
— У меня тоже, — почти засмеялся Робер. — И потом, гаже моих голубей не придумаешь.
— Я предупредил, — Салиган по-менторски погрозил пальцем. — Итак, для затравки мне показали что-то вроде дуксии. Дрались совсем как у нас, но разглядеть милые подробности я не сумел. То ли мои коллеги перебрались в дворцовую прачечную в надежде во всех смыслах отстираться, то ли клубилось не у них. Я выискивал родные черты изо всех сил, но видел лишь деяния, а вцепиться с разбегу в физиономию может не только Дженнифер и не только Краклу. В конце концов паром заволокло все, а потом этот пар стал чем-то вроде холстины… Эпинэ, вам самое время выйти.
— Нет.
— Вот этим проэмперадор и отличается от дуксов.
— Кстати, о проэмперадоре. — Валме встал и подошел к Ворону. — Твой Леворукий… который получился у премудрой… не может быть обычным Савиньяком?
— Для этого мы слишком хорошо друг друга знаем.
— Я тебя в Нохе чуть за выходца не принял… — виконт казался чуть ли не смущенным. — Понимаешь, я видел Савиньяка, правда, не в столе, он минут десять здесь крутился.
— Лионель или Эмиль?
— Лионель подходит лучше. Эмилю меняться не с чего, и вообще он жениться собрался, а этот… Ты на бастионах похоже глядишь. Уилер говорил, как от Савиньяка гаунау шарахались, так вот я их понимаю, выглядел наш маршал на редкость… закатно.
— Как он появился?
— Вошел, — почти огрызнулся Марсель. — Как человек, через дверь, а дальше какая-то ерунда. Я его ясно видел, он меня — нет. На вас тоже не смотрел, то есть смотрел не на вас.
— Уилер никого не заметил?
— Никого, и Готти тоже.
— Давенпорт гулял по Надору. — Рокэ спокойно пересек помещение и открыл дверь. — То, что кто-то однажды сделал, рано или поздно повторят. Капитан, пошлите за Коннером и возвращайтесь. Вы мне нужны.
— А мы? — Салиган сунул палец в лужицу, а потом предложил коту. Кот лизнул пару раз и отвернулся. — Мы с мокрой тварью тебе еще нужны?
— Возможно, — протянул Ворон. — Марсель, куда именно смотрел Ли?
— За Танкреда, а потом положил руку на кинжал, шагнул вперед и сгинул.
— С какой стороны были ножны?
— Слева, но с Савиньяком это ничего не значит.
Тени дрогнули и забились — Салиган вытащил факел из гнезда и светил прямо в лицо Танкреду. Основатель ордена Знания хранил многозначительное молчание.
— Ни кошки он не знает, — снял с языка перепуганную шутку Салиган.
— Скорее уж ни совы́, — Алва уже стоял рядом. Робер тоже подошел, в нише не было ничего, то есть была обычная, тонущая в полумраке стена и статуя, которую внезапно захотелось разбить.
— Думаешь, вышло? — Арно тронул мизинцем блестящую звездочку. Кровь почти подсохла, утратив свою жутковатую загадочность, а бурые пятнышки не восхитят и не испугают. — И что с этим теперь делать?
— Эту эсперу я взялся передать маршалу Лионелю. — Придд отнял от ранки платок, аккуратно свернул и прикрыл серебро и кровь. — Курьер выедет одновременно с нами, мне остается дополнить уже готовое письмо.
— Ты собрался написать, что мы тут устроили?!
— Разумеется, но если тебе неудобно за свои чувства, я объясню твое участие своим приказом.
— А что, были чувства?
— Мне так показалось. Если я ошибся, извини.
— Нет, это ты извини! — Арно Сагранна уже была по пояс, словно они с Валентином только что выдули полдюжины «Крови». — Пусть Райнштайнер тебе и передал, я хочу извиниться лично. Сам не знаю, что на меня накатило! Вас, конечно, не любили, но ведь был же еще и Джастин…