— Я хотел дышать под водой, — признался отправившийся в усадьбу вместе с Арно Валентин, — мне казалось неправильным, что я этого не умею. О том, что этого не умеет никто, я не думал.
— А я хотел быть унаром, — припомнил Арно, — как братья. И еще дриксенские пистолеты с золотой насечкой. Мне объясняли, что они дурно бьют, только меня это не заботило, ведь они блестят, а вороненые морисские — нет.
— Позор мне, — расхохоталась госпожа Варнике, — по сравнению с вами я была такой завистливой жабкой, зато теперь я хорошая! Муж скоро будет. Эдита, отцепись… Если мы будем торчать здесь, она начнет о вас чесаться. Вам это понравится?
— Не могу утверждать определенно, — выкрутился Спрут. — Госпожа Варнике, я бы хотел побеседовать сперва с гостящим у вас раненым офицером, а затем с вашим супругом.
— Болтать вы будете со мной, — отрезала дама, непонятно почему напомнив виконту мать. — С обоюдной пользой. Вам ведь уже растрепали, что маршал квартировал у нас?
— Само собой, сударыня.
— Муж был рад предоставить своему бывшему начальнику всю возможную помощь. В той самой заварухе с Хайнрихом, где Алва выручил старину Варзова, Конрад получил по башке, но на мне он женился раньше, так что это не помрачение. Ну вот!.. Эдита!!!
— Теперь я могу ответить на ваш вопрос. — Валентин слегка выставил вперед ногу, как во время фехтования. — Мне нравится, когда об меня чешется свинья. Необычная порода и необычное для животного имя.
— И вовсе ничего такого, — госпожа Варнике звонко рассмеялась, — главная Эдита здесь я. Мне нравится мое имя, а мужу нравлюсь я. Если б не изломная придурь, после осенних ярмарок мое имя повторял бы весь север, потому что лучше этих свиней нет! Идемте-ка в дом, красота красотой, но развели мы их не поэтому. Будете есть жаркое! С грибами и соленьями. Вам понравится!
— Почтем за честь. — Придд красиво, будто от навязчивой дамы, увернулся от четвероногой Эдиты и последовал за двуногой. — И все же что это за порода?
— Породой станет, когда патент получим, — хмыкнула хозяйка и принялась объяснять. К концу второй лестницы гости знали, что кудлатое чудушко ведет род от ноймарских белых свиней, согрешивших с вломившимся в летний загон диким кабаном. Жертвы не то насилия, не то внезапно вспыхнувшего чувства в положенный срок принесли два с лишним десятка полосатых поросят. Было это на второй год после Малетты, когда вышедший в отставку в чине полковника Варнике атаковал отцовское хозяйство и добился решительных успехов на всех направлениях.
— Зато теперь, — разливалась водворившая гостей в темноватую, но ужасно милую гостиную полковница, — мы хоть два корпуса прокормим! Муж так маршалу и сказал. И с размещением помог, и с фуражом, и больных, кто потяжелей, сюда забирал…
Что раненых и больных хватало, Арно понял еще в лагере: новобранцев учили сурово и много, люди десятками простужались, ломали руки-ноги-ребра, иногда отбивали внутренности, но старый Катершванц с благословения Вольфганга вожжей не ослаблял. Так и жили, пока корпус не поднялся и не ушел.
— Хотите знать куда? — подмигнула Эдита.
— Разумеется, сударыня, — вежливо подтвердил Придд.
— А нам не сказали, — обрадовала хозяйка, — незачем. Придется вам побегать. Как вам это понравится?
— У меня хорошие карты, но господин Варнике знает местность не по бумаге.
— Еще бы! — хозяйка со смешком повернулась к двери и велела: — Эдита, а ну не прячься!
— Мы не прячемся! — Третьей Эдите, беленькой и при этом веснушчатой, было лет восемь. Она держала за руку вторую девчушку, помладше и потемнее. — Вы старикана потеряли, да?
— Эдита!
— Мама, ну они же вояки!
— Мама, ты их кормила уже?
— Аманда!
— Вас как звать?
— Вы молока хотите? С медом?
— Эдита!!
— Пусть они за столом с нами сядут!
— Брысь! — полковница топнула, будто на кошку, — поросёнки! У нас по-простому, никаких детских, лопаем вместе.
— Нам перца не дают, — встряла младшая. — А вы с перцем лопаете?
— Северная кухня не подразумевает слишком острое. — Валентин был спокоен, зато на двух круглых мордашках проступило удивление. На мгновенье.
— А ты? — теперь Эдита смотрела только на Арно. — Ты северный?
— Южный.
— О! Вот с чего ты красавчик!
— Ты с нами сядешь?
— Почел бы за честь, но увы… — Оборот был не только дурацким, но и бесполезным. Юные особы изобразили толстенькими ножками что-то непонятное, и Аманда ухватила теньента под левую руку. Потому что в правую вцепилась Эдита.
— Эдита! — прикрикнула мать, — Аманда! Какие же вы…
— Мы славные, — сжимавшие теньентский локоть пальчики были сильными. — И мама не злится.
— Ага. Она, когда злится, не орет.
— Она краснеет!
— Прошу прощения, — ну да, после Ульриха-Бертольда две козявки Валентину не страшны, — вам не кажется, что к нам кто-то вот-вот присоединится?
— Агги! — госпожа полковница уже стояла в дверях, — а говорил — вечером! Ну как вам это понравится?!
— Это папа, — хором объяснили девицы, но отцепиться и броситься отцу на шею и не подумали. — Он славный!