Романс был стареньким, но ничего жалостнее Марсель сочинить до сих пор не удосужился, да и на это его подвигла Дженнифер Рокслей. Ежедневные неотвязные прелести превращают женскую недоступность в величие и мечту, вот и пишешь, как тебя отвергают…
— «Полюби меня, ночь»! — молвили губы капитана Гастаки. — Арнольд явился ночью, когда я тоже была в отчаянии. Тебе отказала смазливая дура, я потеряла корабль, а мои спутницы, соратницы…
— Мы же решили о них не говорить, — напомнил «пребывающий в отчаянии» Марсель. Вот так, не вдумываясь, потешишь меланхолию — и сотворишь нечто остывшее. Сколько ж выходцóвого сотворяется и поется, и как только у поэтов заживо тени не отваливаются?
— Ты еще будешь счастлив, — посулила Зоя, — а эта… Она пожалеет! Я ее навещу…
— Не нужно! — Валме торопливо ударил по струнам. — Я покончил с любовью и посвятил себя войне и мужской дружбе.
Допеть не вышло — все испортил Алва.
— Прошу простить мою задержку, капитан Гастаки, — извинился он. — Надеюсь, мой друг вас развлек?
— Ты мог бы еще поболтать, — буркнул развлекатель. — Капитану Гастаки нравится, как я пою.
— Он почти меня обманул, — вмешалась Зоя. — Казался таким беззаботным, таким спокойным… Я — я! — ничего не заподозрила, хотя мы издали чуем, когда выстывает сердце. Отвергнуть такую любовь… Якорь ей в душу, кем надо быть?!
— Уже неважно, — вывернулся Марсель, знать не знавший, кого сейчас ловит Дженнифер. — Этот романс, капитан Гастаки, отныне принадлежит вам и вашему супругу. Если нужно, я могу его записать и потом сжечь.
— То, что горит, нам не достается. Только то, что стынет…
— Тогда я закопаю его в астрах. Бакра златорогий, сегодня в этой Хандаве хоть кто-нибудь спит?! Ваше высочество… Вы?
Алатка не ответила. Она была растрепана и в одном лишь нижнем платье, но это супругу Бонифация только молодило. На посторонившегося выходца высокочтимая дама даже не глянула, на Марселя тоже. Подступив вплотную к Алве, женщина прошипела:
— Вы не простились с Этери…
5
Ворон удивленно приподнял бровь. Никакой нечисти в его комнатах не было, если не считать Валме, но оглядываться на эту скотину Матильда не собиралась.
— Вы не простились с Этери! Вы остаетесь?
— Нет. И нет.
Говорить о кагетке Алва не собирался, только эти… паршивые адрианы с их тупостью сидели у Матильды в печенках! Они знают, как надо, они знают, как и кому лучше, они видят все и лучше всех. Тапоны самодовольные! Женщина торопливо разжала кулак, выпуская обезумевшую от потери неба звезду.
— Отдайте ей и убирайтесь к своему выходцу!
— Ваше высочество, когда я дарю женщине камни, я их выбираю сам. Эта ройя ваша, и она вам нравится.
— Моя?! Как же! Альдо ее спер где-то в Олларии…
Ворон быстро глянул на свою правую руку и непонятно чему усмехнулся:
— Эту ройю подарил Катарине Ариго я. Камень перешел к вам — отлично, пусть у вас и остается. Катарине он больше не нужен, мне — тем паче.
— Ну уж нет! — Внучек запустил лапу в шкатулку королевы и одарил бабку, вот ведь стыдоба… — Кардинальши краденое не носят, а девчонке в память о… сегодняшнем — в самый раз.
— Не буду спорить. Дочери Адгемара
— Увы, не смогу. — Валме бережно положил на стол гитару и поднял с кресла адуанский мешок. — Это поручение не особое, следовательно, исполнять его я не обязан.
— Шутки кончились. — Алва голоса не повышал, но Матильда отчего-то отшагнула к порогу. — Забирай женщину и…
— Я не муж ей, — огрызнулся поганец, — а с выходцами мне можно — я узнавал… У меня Франческа замуж выходит, и вообще… моих чувств не оценили. Имею право!
— Это не его дорога, — вдруг глухо сказал пустой угол, — но он пройдет и не остынет. От нас — нет, только от вас или когда придет срок…
— Когда придет срок, — выбрал Валме. — Я не студень, чтоб меня кто-то остужал. Когда мы уходим?
— Сейчас. Капитан Гастаки, — окликнул пустоту Алва, — еще минуту. Ваше высочество, я понимаю, это невежливо, но вы ведь найдете дорогу?
— Я останусь до конца, — внезапно решила Матильда. — Я хочу видеть…
— Смотри́те. — Ворон подошел к столу и тронул гитарный гриф. — Рассвет уже скоро, он обещает быть красивым, не пропусти́те… И проследите, чтобы гитару вернули Дьегаррону, я за нее беспокоюсь.
— Хорошо. — Теперь улыбалась Матильда. Сжав кулаки, но улыбалась же! — Завтра я подарю ройю Этери. От вас…