Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти

С десяток марикьяре рванулось к ближайшему кормовому трапу. Выдергивая шпагу из пытавшегося помешать синего, Луиджи обернулся на Ротгера. Очень вовремя обернулся: альмиранте тоже все понял, но поступил проще — несколькими ударами расшвыряв всех перед собой, он в два молниеносных прыжка добрался до кормовой надстройки, а потом... тело Кэналлийца взмыло в воздух в безумном полете... Упор рукой на ограждение шканцев, и вот стальной смерч в прямом смысле обрушивается на головы опешившим стрелкам. То, что вытворял Алва на Андиях и хексбергцы на вершине горы, не было просто пляской... Только один, даже если это Вальдес, не справится.

— Эномбрэдальмиранте! За мной!

Удар, уклон, становящееся мертвым живое... Это не ненависть, просто так надо. Убей, забудь, иди дальше, это твой день, ты прав, ты жив, ты счастлив...

Вот они, ступеньки. За спиной четверо, остальные отстали или уже отсражались... Дриксенский офицер... Пытается остановить. Пару ударов отбил, пропустил укол в бедро, рухнул, покатился вниз, открывая дорогу.

— За мной!!!

Прыжками, через три ступеньки. На самом верху возникает кто-то важный, с двумя пистолетами в руках. Луиджи успевает нырнуть вниз, выстрелы гремят прямо над головой... Выброшенная вперед шпага бьет в пустоту — дриксенец, выстрелив, тут же отскочил назад, за спины кучки парней в синих куртках... Похоже — последний резерв... А с тобой только двое... Ничего, прорвемся! Это наш день, наше море, наш ветер... Он поет, смеется, зовет за собой, и клинок в руке подхватывает песню, обещая победу... Проклятье! Где-то впереди, у кормового флагштока, тоскливо воет труба. Так тоскливо, что Луиджи сразу же понимает смысл чужого сигнала — «Глаубштерн» сдается.

Глава 11

Устричное море

400 год К.С. 10-й день Летних Волн

1

Очутившись на борту, Руппи первым делом полез на марс. Улли мог быть сколь угодно умен и глазаст, лейтенант желал видеть все сам. И увидел. Море и небо до самого горизонта были чистыми — ни облачка, ни дымки, только корабли. Два линеала стояли борт о борт. Бой был закончен, во всяком случае, на мачтах и вантах «Звезды» Руппи никого не заметил. Дым от выстрелов над палубой тоже не поднимался, и, самое главное — оба баркаса, повернувших было на помощь своим, уходили в сторону берега, судя по частым взмахам весел, изрядно торопясь. То ли вдогонку за ними, то ли к проливу спешил еще один корабль. Верткий и легкий, обводами он напоминал «Микаэлу», но на грот-мачте Руппи разглядел чужой флаг. Райос! Опять.

Мечущийся алый промельк притягивал взгляд, но на полуюте ждал Ледяной. Руппи вдохнул полной грудью свежий ветер и соскользнул вниз. Адмирал и шкипер уже знали и про абордаж, и про марикьяре, чьи размеры и осадка позволяли войти в пролив.

— Хватит ли у капитана смелости...

Олаф спрашивал скорее себя. Юхан неопределенно хрюкнул, а Руппи внезапно понял — у этих хватит, ведь там Бешеный.

— Это Вальдес, — доложил лейтенант. — Он в самом деле бешеный, и люди в подчинении у него такие же.

— Ты узнал «Астэру?» — не смог скрыть удивления Ледяной. — Отсюда?

— С острова, — счел за благо соврать Руппи. Во лжи он признается позже. Теперь надо бежать, и пусть Добряк знает, что за зверь охотится рядом.

— Пойдем, — велел Ледяной, — не будем мешать шкиперу.

Юхан только кивнул, был занят — орал на палубных матросов, а за пестрыми скалами на палубе «Верной звезды» творилось то, о чем Руппи мечтал с осени. Бешеный схватил-таки трусов за горло, но «Ноордкроне» и ее капитану клялся Фельсенбург. Спасти Олафа и вздернуть Бермессера... Первое он исполнил, второе — не сумел.

Лейтенант и адмирал прошли мимо лежащих на расстеленных койках мертвецов и поднялись на ют. Отсюда хорошо просматривалась пройденная часть пролива, но Олаф повернулся к возможному преследователю спиной.

— Судьба, — спокойно сказал он. — Уйти от Альмейды, шторма и суда, чтобы четвертым встретить Вальдеса. Так лучше для всех... Ты думаешь иначе?

— Это было наше дело!

— Как оказалось, нет. Море оставило наши руки чистыми.

— Ваши! — внезапно вырвалось у Руппи. — Не мои...

— Спустись к Канмахеру, — ровным голосом велел Олаф, — он с ума сходил. Я буду здесь.

Продолжать разговор сейчас было страшно. Руппи четко, как какой-нибудь Хохвенде, повернулся на каблуках и ушел. Зачем-то сорвал и отшвырнул перчатки. Внутри клокотала несправедливая, ядовитая злоба. Нельзя тыкать в лицо спасенья и благодеянья, нельзя бить по живому, нельзя... А Олафу можно?! «Чистые руки»... «Лучше для всех»... Для Адольфа с Зеппом?! Для старого Канмахера? Несчастного кесаря, застреленных охранников, Лёффера, который мог не идти, а пошел... Для умиравших и убивавших на Китенке моряков? Они убивали своих и упустили мерзавца, по милости которого замахнулись на закон и чужие жизни. И это «лучше»?!