Сердце

Город казался мальчику бесконечным, ему представилось, что он сможет идти вот так всё вперед целые дни и недели и будет видеть направо и налево всё такие же улицы, которыми, должно быть, покрыта вся Америка.

Марко внимательно читал названия всех улиц, — странные названия, которые он с трудом мог разобрать. На углу каждой новой улицы у него начинало биться сердце, при мысли, что это, может быть «его» улица. Он смотрел на всех женщин, думая, что может встретить среди них и свою мать. Вдруг он заметил впереди себя женскую фигуру, при виде которой его бросило в дрожь; он нагнал ее, посмотрел в лицо, — это была негритянка.

И так он всё шел и шел, ускоряя шаги. Наконец он дошел до одного перекрестка, прочитал название улицы и остановился как вкопанный: это была улица Лос-Артес. Мальчик повернулся и увидел номер 117, а лавка его дяди была номер 175. Он еще ускорил шаги, почти побежал; у номера 171 ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Он сказал про себя: О моя мама, моя мама! Теперь я тебя увижу через несколько мгновений!

Он побежал дальше и остановился перед галантерейной лавочкой. Это было здесь. Он вошел и увидел седую женщину в очках.

— Что тебе нужно, мальчик? — спросила она по-испански.

— Не это ли, — произнес Марко, с трудом выдавливая из себя слова, — лавочка Франческо Мерелли?

— Франческо Мерелли умер, — ответила женщина по-итальянски.

Мальчику показалось, что его ударили в грудь.

— Когда же он умер?

— Да уж порядочно времени, — объяснила женщина, — несколько месяцев тому назад. Дела его пошли плохо, и он уехал. Говорят, что он отправился в Байа-Бьянка, это очень далеко отсюда, и умер, как только приехал туда. А лавка теперь моя.

Мальчик побледнел.

Потом он быстро начал объяснять:

— Мерелли знал мою мать, моя мать была здесь в услужении у синьора Мекинес. Мерелли один мог бы сказать мне, где найти ее. Я приехал в Америку в поисках своей матери. Мерелли пересылал ей наши письма. Я обязательно должен найти свою мать.

— Ах, бедный ты мой, — ответила женщина, — но я о ней ничего не знаю. Впрочем, можно спросить служащего у меня мальчика. Он знает паренька, который выполнял разные поручения Мерелли. Может быть, он сможет рассказать тебе что-нибудь.

Женщина направилась в глубь лавки и позвала мальчика, который сейчас же явился.

— Скажи-ка мне, — обратилась к нему лавочница, — не припоминаешь ли ты служившего у Мерелли паренька, который иногда относил письма к одной женщине, жившей прислугой в доме «Сыновей родины»?

— У господина Мекинеса? — переспросил мальчик. — Да, синьора, он несколько раз относил их туда. Это в конце нашей улицы.

— Ах, синьора, благодарю вас! — воскликнул Марко. — Но скажите мне скорей номер… вы не знаете его? Тогда разрешите, чтобы ваш мальчик проводил меня…

Марко говорил с такой страстью, что парнишка, не ожидая разрешения хозяйки, сказал ему: «Пойдем», — и первый вышел быстрыми шагами на улицу.

Почти бегом, не говоря ни слова, оба устремились в конец бесконечно длинной улицы, вошли в проход, ведущий к небольшому белому домику, и остановились перед красивой железной решеткой, за которой виднелся сад, полный цветов. Марко потянул за звонок.

Показалась синьорина.

— Здесь живет семья Мекинес, не правда ли? — с тревогой спросил Марко.

— Жила, — ответила синьорина, произнося итальянские слова на испанский манер, — а теперь здесь живем мы, Собальос.

— А куда же уехали Мекинес? — с бьющимся сердцем произнес Марко.

— Они уехали в Кордову.

— В Кордову! — вырвалось у Марко. — А где же это — Кордова? Ведь у них служила моя мать! Они увезли также и мою мать?

Синьорина посмотрела на него и сказала:

— Я не знаю. Может быть, что-нибудь известно моему отцу, он был знаком с семьей Мекинес, когда они уезжали. Подождите минутку.

Она убежала и вскоре вернулась со своим отцом, старым седобородым синьором. Он несколько мгновений внимательно рассматривал Марко, который был типичным генуэзцем с белокурыми волосами и орлиным носом, и, наконец, спросил у него на ломаном итальянском языке:

— Твоя мать генуэзка?

— Да, — ответил Марко.

— Ну, так служанка генуэзка господ Мекинес уехала вместе с ними, я это знаю наверное.

— А куда они уехали?

— В Кордову, это такой город.

Мальчик тяжело вздохнул, потом сказал с покорностью:

— Ну тогда… тогда я поеду в Кордову.

— Ах, бедный ребенок! — воскликнул синьор по-испански, с состраданием глядя на Марко. — Бедный мальчик! Ведь отсюда сотни миль до Кордовы.

Марко страшно побледнел и прислонился к решетке садика.

— Постой, постой, — сказал тогда растроганный синьор, открывая дверь, — зайди на минутку, посмотрим, нельзя ли что-нибудь сделать для тебя.

Он сел, усадил Марко, заставил его рассказать свою историю, выслушал ее с большим вниманием, потом несколько минут подумал и спросил Марко:

— У тебя, конечно, нет денег?

— Есть еще… немного, — ответил Марко.

Синьор еще минут пять помолчал, о чем-то думая, потом сел за столик, написал письмо, запечатал его и, передав мальчику, сказал: